World History. Presented by Джон Шемякин

[Лемодор]

Создам таки я большую тему в этом разделе.

Самое интересное от Джона Александровича Шемякина буду складировать сюда.
Повторю два поста из своего дневника и добавлю о том как Техас стал независимым.

Джон Шемякин о древнеримской политике:

Для того, чтобы до конца ощутить прелесть древнеримской политики, необходимо понимать, что практически все отцы-сенаторы, ходили в белых тогах, многометровых шерстяных сооружениях. Тоги эти часто нуждались в стирке. Стирали тоги в Риме мочой. Постирали в моче тогу - выдали сенатору. Сенатор в этой тоге сидит, говорит красиво, смотрит на всех как на несоображающее быдло, голосует, интригует, позирует.

Была очень высокооплачиваемая и уважаемая профессия в Риме - стиральщики мочой. В профессионалы стирки тог в моче набирали только мужиков, по блату и за деньги. Пробиться в этот газпром было со стороны нереально тяжело. Реально, не реально. Жили эти профессионалы красиво, пышно, считались завидными женихами, очень весёлые были. Жили эти профессионалы недолго. Помирали во цвете лет. Потому что после постирушки, тоги надо было отбеливать. Отбеливали это великолепие, из чана с мочой вынутое, парами серы. Поджигали серу, вешали над тлеющей серой тоги и, хочешь-не хочешь, дышали этим делом по подвалам. Сенаторы получали белые тоги. А блатные прачечники, отмыватели пятен на белых тогах, загибались на взлёте. Специфика профессии, трагедия трудовых династий. Простирнул отмеренное судьбой количество чужих засранных тог, отбелоснежил их, закашлялся, лёг на бок и вот тебя уже хоронят за счёт общества.

Мочу пофессионалы собирали, где только могли. В основном, по общественным сортирам. Но не только. Коварно расставляли специальные чаны и, притаившись, ждали. Извлекали из чужой понятной слабости себе корыстную прибыль. На чужой моче и чужом тщеславии заколачивали бабки. Я такое уважаю, всегда любуюсь с завитливой подветренной стороны, когда другие этим делом промышляют. Потому что и на пользу, и просто красиво.

Когда Веспасиан ввёл налог на сбор урины, отравленные на протяжении поколений парами серы труженники стали возмущаться. Веспасиан в ответ произнёс девиз капитализма, мол, деньги не пахнут. И полученные от обложения богатеев косвенным налогом (через стирку их белоснежных тог) средства ухнул в строительство Колизея.

И что мы имеем в итоге?

Колизей. Моча, мода, предрассудки, сера, жадность, а в итоге Колизей.


Для того, чтобы до конца ощутить прелесть древнеримской политики, необходимо понимать, что практически все отцы-сенаторы, заседавшие в курии, вот почти все эти товарищи в тогах, владельцы состояний, рабов, ваз, поместий, жизней и смертей, были профессиональными, неплохо обученными убийцами, обожающими и заслужившими власть. Которые могли, когда им было надо, встать, разломать о колонны скамьи, покрутить, разминаясь, шеями, спокойно построиться в боевой порядок и ринуться на многотысячную вооружённую толпу. С огрызками табуретов. И разогнать этими огрызками других профессиональных душегубов.
Когда один из братьев Гракхов попробовал произвести вооружённый переворот, его родственик, сенатор Сципион Назика ( по нашему говоря, сенатор с характерной фамилией Посох-Остроносый) с другими озабоченными папашами-сенаторами выбежали на Форум и захерачили в кровавую кашу обломками скамеек самого Тиберия Гракха и 300 его сторонников, понасобравшихся вокруг него. Без всякой посторонней помощи. Поубивали бы и больше, но стемнело. Какой там "Гладиатор", я вас умоляю.

[Джубал]

Благое начинание, Лем. Благодарю и читаю с интересом.

Даже наверняка ляпну что-нить ))))

[Лемодор]

Джон Шемякин о короле Швеции.

Король Швеции Карл XIV Юхан лично принял участие в подавлении погрома. Хватанул шпагу, и совсем было побежал в гвардейские казармы, чтобы возглавить атаку полка "Сконе" на погромщиков, еле его придворные оттащили.

Королю шёл восьмой десяток. Он был гасконцем, даже не гасконцем, а беарнцем, которых сами гасконцы считают диковатым и бешенным народом. До вступления на шведский трон в 1818 году Карл Юхан был маршалом Франции и носил фамилию... Сейчас мне скажут хором - Бернадот. И будут не вполне правы. Нынешняя шведская династия не вполне Бернадоты. Жан Бернадот получил от Бонапарта княжеский титул Понтекорво, так и числился в списках. Правда, Понтекорво значит "горбатый мост", для наименования королевской династии как-то странновато, поэтому пусть остаётся в нашей памяти Карлом-Юханом Бернадотом.

Карл-Юхан - один из моих любимых персонажей в европейской истории 19 века. Всё в нём вызывает у меня или симпатию, или сочувствие, или понимание.

Шарль Батист Бернадот очень верил в себя. Сидел он в своей очередной отставке как-то, вдруг к нему приезжает иностранец. Швед. И говорит: "Поедемте к нам в Швецию королём! У нас место вот-вот освободится!" Всё бы хорошо, чтобы не поехать, раз в отставке, поработать немного королём? Никаких доводов "против" нет. Одни только доводы "за". Во-первых, гасконец, напомню. Эти очень любят становиться королями. Во-вторых, в Швеции тогда королём работать было трудно. Не было такого, чтобы вагон желающих. Одного короля застрелили на бале-маскараде. Второго открыто называли слабоумным стариком. Наследника слабоумного старика (нашли там одного датского принца) обнаружили мёртвым на охоте. Шведам сказали, что принц сам умер. Сначала умер от удара (инсульта), а второй раз умер, когда свалился с лошади. Шведы не очень поверили в эту безусловную правду, по-шведски основательно подумали и разодрали руками на куски обер-гофмаршала Акселя фон Феерзена. На улице. Еле замяли неприятный инцидент. Нашли, вроде, замену помершему два раза наследнику, ещё одного датского принца, но тот боялся. Не хотел в Швецию ехать. Короче, есть шанс, Шарль! В-третьих, отношения с родственником-Бонапартом что-то совсем испортились. Надо ехать! Ехать быть королём! Послужить матушке-Швеции! То, что приехавший к нему швед-иностранец носит грандиозное звание лейтенант, и к политике высоких сфер имеет отношение косвенное, состоит под судом и прочее, Бернадота не смущало абсолютно. Это же мелочи. Прапорщик приглашает тебя, например, стать президентом Франции, например. Кого это смутит у нас в Самаре? Никого. Мы люди с понятием. Зовут-надо ехать, чего тут на что наматывать? Поехал Бернадот в Швецию и стал сначала кронпринцем, а потом и шведским королем. А потом и норвежским королём стал. А страдал бы аналитическим складом ума, так и загнил бы простым маршалом. Правда, надо отдать должное родственнику-Бонапарту. Не помешал. Надеялся, что в стокгольмском климате туберкулёзник Бернадот протянет недолго. Туберкулёзник Бернадот протянул в стокгольмском климате до восьмидесяти с лишком лет, выпивая и по-своему радуя шведских женщин, которым понравился. Это свойство блондинок - радоваться брюнетам с огромными носами и сизыми от щетины подбородками - Шарль Батист Бернадот ценил.

Шарль Батист Бернадот чуть было не стал русским главнокомандующим в войне 1812 года. Его император Александр лично уговаривал. А Бернадот был и не против! Поехали гадского родственника бить, Саша! Поехали! Но Саша, по своей привычке, что-то затомился, что-то запереживал, пригорюнился, поплакал, да и уехал из Або (Турку) оставив Бернадота в готовности и недоумении.

Шарль Батист Бернадот не любил журналистов. Они писали о нём неприятные вещи. Когда Бернадот работал шведским королём, он закрывал одну газету "Афтенбладет" 23 раза. Газета всякий раз выходила под новым, неожиданным названием. После закрытия "Афтенбладета" появилась "Вторая Афтенбладет", закрыли вторую - появилась "Третья Афтенбладет", третью закрыли - и так вот до "Двадцать четвёртой Афтенбладет". "Что вы за люди такие?" - сказал Бернадот и плюнул, - "Создайте условия нормально царствовать, нервы мне трепите!" Но 24-ю закрывать не стал.

А почему? А потому, что королевский суд приговорил создателя шведского Драматического театра Андерса Линдеберга к смерти. За оскорбление особы короля. Король, узнав про приговор, начал немедленно нарушать все законы, вмешиваться в неприкосновенность работы судей, стращал их по-разному, пугал и даже бегал за шпагой. Всё хотел, чтобы Линдеберга оправдали. Под беззаконными требованиями короля суд согнулся и смертный приговор отменил. Восторжествовало королевское беззаконие. Линдеберга стали выпихивать из камеры смертников. А создатель Драматического театра из камеры смертников выходить отказался. Говорит, нет, вы вешайте меня по закону. Судьи прибежали к королю. Король задумался. Пока он думал ( а подумать он любил) Линдеберга попробовали ещё раз вытащить из камеры смертников и даже выкинули из тюрьмы. Линдеберг, возмущённый творящимся беззаконием, в тюрьму стал ломиться. Но тут король всё придумал! Смертный приговор Линдебергу возобновили. Но одновременно провозгласили амнистию. Повод для амнистии король сам придумал. Амнистия была приурочена к, внимание, барабанная дробь, звуки гимна, "24-летней годовщине высадки нашего обожаемого монарха на шведскую землю". Линдеберг побледнел, но выдержал несправедливость. Король себя похвалил. Судьи утёрли пот.

Все знающие товарищи, наверняка, уже написали мне мысленно на этом месте, примерно, 20-25 комментариев с рассказом о татуировке Бернадота, которая, якобы, гласила "Смерть всем королям и тиранам!". Татуировки не видел никто. Врачи, гробовщики, любовницы- все молчок на эту тему. Единственный довод в пользу наличия татуировки - Бернадот никогда публично не снимал с себя рубашку, даже во дворце, даже перед слугами. Почему? Шомпола и плети оставляют на коже следы навечно. Рядового Бернадота дважды подвергали телесным наказаниям. Этого Бернадот стеснялся. Одно дело - татуировка, другое дело - поротый дважды король. Надо понимать разницу.

Шарль Батист Бернадот, князь Понтекорво, маршал Франции, король Швеции, сын нищего гасконского адвоката, подарил Швеции все скромные вещи: вечный мир и закон об образовании.

[Лемодор]

Джон Шемякин о независимом Техасе.

Мексике, получившей независимость от Испании, стало понятно к началу 30-х годов 19 века, что США собираются завладеть Техасом. Мексика в 1831 году отменила у себя рабство и потребовала, чтобы и в Техасе, составной части Мексики, рабства тоже не было. А американские переселенцы в Техасе с этим решительно не согласились: как без рабства? зачем?! И рабов в Техасе стало около 2 000 курчавых голов. Все эти рабы были у двадцати тысяч техасских американцев, на которых напряженно смотрели пять тысяч техасских мексиканцев.

Мексика решила с американскими техасцами бороться: сначала в Техас мексиканцы разрешили переселяться только католикам. Американцы все как один заявили, что они ещё ого-го какие католики и немедленно понастроили десятки протестанских храмов по всему Техасу. Потом Мексика потребовала отменить в Техасе рабство. И даже Великобритания Мексику в этом вопросе поддержала. Так точно, - сказали смиренно американские техасцы, - рабству, скажем так, бой! И немедленно завезли ещё рабов. Ведь понятно, что где США, там должно быть рабство, где протестанские католики, там плантации, рыдающие по цервям рабовладельцы и месящие навоз босыми ногами негры. Тогда США не были ещё в авангарде борьбы за всеобщее счастье.

Мексиканцы решили, что самостоятельных вооружённых сил у Техаса быть не должно. Конечно! конечно! - закричали американские техасцы, перевозя из-за условной границы к себе на дом оружие. Вслед за оружием в Техас потянулись добровольцы из США, которые служили к армии США, ходили в ногу, на лицах носили платки из-за скромности и пыли, являя миру чудо самоорганизации по ротам под неуловимым командованием.

Мексиканцы, наблюдая, что Техас уплывает из рук явочным порядком, стали стягивать в Техас правительственные войска, к власти в Мексике пришёл бравый военный Лопез де Санта-Анна, которого все осторожно называли " страстным авантюристом". Американские техасцы поняли, что с Мексикой надо договариваться дипломатически и послали в Мехико Стефана Фуллера Остина для переговоров. Остин успел сказать, что американские переселенцы в Техасе хотят быть настоящими мексиканцами, но обязательно с неграми в качестве рабов и чтобы мексиканцы никуда не совали свои носы. Только это и успел сказать. Мексиканцы Остина арестовали и потащили через центральную площадь в тюрьму, в которой Остин провёл восемь увлекательных месяцев, разговаривая с тараканами и уговаривая мышей.

Остина мексиканцы выпустили, к нему на поддержку явился Самуэль Хьюстон ( фамилии всем знакомы, да? с духом Самуэля все американские астронавты разговаривают в фильмах, жалуясь, что кислорода осталось на три затяжки). 2 марта 1836 года Хьюстон объявил Техас независимым, 4 марта Хьюстона провозгласили главнокомандующим армии независимого Техаса.

Пока Техас объявлял себя независимым, Санта Анна с 4 000 мексиканских солдат осаждал переделанные в форт часовню с пристройками, в которой укрылись 187 человек американских техасцев. 6 марта часовня с пристройками была мексиканцами захвачена, все защитники были мексиканцами перебиты. Мы получили Аламо, ещё один пример обречённого героизма защитников. Американцы получили новый миф про американские Фермопилы. Мексиканцы получили рарушенную часовню. Санта Анне в борьбе за целостность Мексики показалось этого мало и он перебил ещё 300 американцев в Голиаде, неподалёку от Аламо. Хьюстон вскоре напал на отдыхающую от подвигов мексиканскую армию, захватил в плен, скандируя "Вспомните Аламо!", Санту Анну. В плену Санта Анна политически перековался и 14 мая 1836 года признал независимость Техаса.

Кем была выиграна война с Мексикой? Она была выиграна специальными американцами, которые специально для этого дела приехали в Техас. Старые поселенцы, ради которых, вроде, вся эта катавасия с Аламо творилась, в войне участия не принимали. Парадокс, честное слово, парадокс!

В независимом Техас прошли выборы. Понаехавший Сэм Хьюстон был выбран президентом Техаса. Остина, проигравшего выборы, Хьюстон сделал вице-президентом и в благодарность Остин помер спустя два месяца. Я это называю старой доброй деликатностью джентельменов Юга.

Столицей Техаса с 1839 года стал город Остин, а самый большой город Техаса назвали (как это неожиданно!) Хьюстон. Город Хьюстон построили на месте взятия в плен Санты Анна и сегодня Хьюстон, стоящий на мексиканских костях и слезах Лопеза Санта Анна, самый большой город в мире, названный в честь американца.

Как только Техас стал независимым и начал строить себе столицы, в США задумались, а что теперь делать с Техасом? Зачем он тут такой независимый? Для чего? Непонятно.

Да и в Техасе как-то зачесали в головах, пытаясь найти ответ на этот непростой вопрос. Для начала, строго для красоты, первым делом в Техасе легализовали рабство. Борцы за свободу от ужасной Мексики с ликованием приняли постановление, что рабы - это хорошо и надо чтобы рабов стало ещё больше, что демократия без рабства - это какой-то нездоровый абсурд. Борцы с рабством в США стали громко говорить, что рабовладельцы США, американский гнусный олигархоз во главе с главным упырём - президентом Джексоном, специально затеяли этот балаган с Техасом. Что теперь клика Джексона присоединит независимый Техас к США, нарежет из его территории несколько штатов ( а каждый штат - это два сенатора в Сенате США), штаты эти будут рабовладельческими и в США никогда не наступит отмена рабства, а наоборот, все станут рабами Джексона и его зловещей клики.

Джексон в последний день своего президентства, когда в двери Белого Дома тарабанил новый президент США, официально признал Техас независимым государством и только после этого съехал из резиденции.

Франция признала независимость Техаса в 1839 году, в ноябре следующего года независимоть Техаса признала Англия. Техасом в это время управлял уже техасский Бонапарт. Ламар Мирабо Бонапарт - второй президент независимого Техаса. Который начал решать в Техасе индейский вопрос, поубивал кучу команчей и чироки ( выполнявших роль исконного населения Техаса с депортацией, уничтожением и протестами) и основал два знаменитых высших учебных заведения. Тогда вот так совмещать занятия можно было. Как и полагается Бонапарту Бонапарт закончил свою карьеру послом США в Никарагуа.

12 мая 1846 года США и Мексика оказались в состояни войны. Мексиканская армия была в шестрь раз больше армии США, за Мексику стояли горой Англия и Франция. Ясно, что через неделю после объявляения войны мексиканцы успели потерпеть два поражения от американцев и полностью оставили Техас, в который бодро вторглись. А американцы кинулись за мексиканской Калифорнией.

[Лемодор]

Благое начинание, Лем. Благодарю и читаю с интересом.

Даже наверняка ляпну что-нить ))))

И для этого тоже создавалась сия тема )))
Уж очень интересно Вас и ув. Нага читать про историю.
У меня в секретной тетрадке много вашего общего схоронено, да

[Лемодор]

Джон Шемякин о феминизме в Вавилоне:

История любви.

4 марта 553 года до н.э. в городе Вавилоне молодая семейная пара: муж - Мар бити — адду — натану и его жена Бунату, дочь Харицайи взяли в банке Иддин-Мардука кредит. По их поручению агент банка по имени Даян-шум-иддин (последнее имя по месту работы выдали) купил им на кредитные деньги дом. За 11 с половиной мин серебра (5, 8 кг) агент приобрёл на имя молодых 94 кв.м жилой площади в районе Барсиппа.

Супруги были настроены на успех. Ипотеку погасили давольно быстро. Обзавелись в банке Иддин-Мардука кредитной историей, которую банковские служащие зафиксировали клинописью на табличках, и снесли в банковский архив, располагавшийся под местным полицейским участком. Местный полицейский участок оказывал банку услуги по предоставлению охраны рабочих помещений и банковского хранилища. Расплатившись по кредиту, супруги Мар-бити-адду-натану решили купить ещё один дом. Тоже в этом районе, такой же площади, но подешевле, для сдачи его понаехавшим в Вавилон. Муж вместе с женой пошли в канцелярию и заполнили договор. Муж брал у жены в долг 3, 5 мины серебра (1, 8 кг). Почти без процентов - жена же. Муж подписал вексель, заверил его, отдал жене. Подписав договор, с векселем подмышкой супруги весело отправились в полюбившийся им банк и заполнили там кредитный договор (уже совместный) на 2, 5 мины серебра (1, 26 кг). Новый дом решили оформить на имя мужа.

Отступление.

В 6 веке до н.э. женщины в Вавилоне пользовались некоторой самостоятельностью. Т.е. какой там некоторой?! Обалденной самостоятельностью пользовались женщины Вавилона. Муж, конечно, мог убить свою жену. Имел право. Но ничего массового и интересного из этого права не получалось. Всё потому, что любовь, конечно. Плюс некоторые особенности имущественных отношений между мужьями и жёнами. Брачный контракт. Он спас немало женских жизней. При всей невзрачности и крючкотворной тошности, брачный контракт гарантировал, что в случае смерти жены, муж не получал ничего из её имущества, даже копеечки малой на поминки. Все деньги от помершей жены уходили к её родственникам. Или, на крайний случай, детям. А личное имущество у вавилонских женщин было ого-го какое! Зажиточная вавилонская девушка вносила в фундамент новой вавилонской ячейски общества пару рабов, 5-6 кило серебра, садик, домик и т.п. И всей этой красотой самостоятельно распоряжалась. Прибьёшь такую - все деньги возвращаются к тёще с тестем. Кому это надо?! Придушишь супругу из ревности, а уже тесть лезет в дом: выносить 5-6 кило серебра и рабов ещё, старый мудак, уводит. Какой резон дубасить супругу сырцовым кирпичом по башке, если придут её братья и всё-всё выволокут? Никакого резона, я лично, не вижу. Кругом кромешное рабовладение, на востоке роятся персы, готовые на своих боевых верблюдах смести с лица земли всё живое, только что отбились от Ассирии, с её пирамидами из убитых пленных, в Иудее пророки бьют друг друга на конкурсе "кто придумает будущее пострашнее?!", мрак, глад и человеческие жертвоприношения повсюду, буквально. А в Вавилоне даже развестись мужику было невозможно: так, чтоб по нормальному, чтоб намотать жиденькую косу верной спутницы на кулак, посмотреть в её глазки, да и пинками за околицу метров двести проводить. Нет, в Вавилоне так было нельзя. Т.е. муж мог подать заявление на развод с указанием причин, но если суд решал, что причины несущественные, то развод утверждали, но обязывали мужа выплатить жене чудовищную компенсацию. Плюс окаянная своё приданое с собой увалакивала, помимо компенсации. Я, мол, теперь женщина свободная! По вавилонскому законодательству женщина могла свободно распоряжаться своим имуществом (приданое, подарки, доходы от бизнеса и пр.) Могла без разрешения мужа брать и давать в долг, открывать свои предприятия, продавать, покупать и вообще омерзительно обогащаться, запихивая нажитое в свою копилочку.

Отступление закончено. Женщины могут приложить к горящим щекам ладони и посмотреть вокруг себя. Мужчины могут стать вольно и нервно покурить.

Возвращаемся с теми, кто ещё не уснул, к молодым мобильным супругам.

Купив второй дом частично на банковский кредит, частично на занятые у родной жены деньги, Мар-бити-аду загулял. Понять его можно. С этим вавилонским "феминизмом на марше" Мар-бити оказался должен и банку, и жене. Если что случится с ненаглядной - вообще кранты, разотрут между жерновами банкиры и родственники. Вот он и загулял. Вот чтобы сделала нормальная жена при забухавшем мужике? Она бы поплакала, посоветовалась бы с подругами, послала бы подруг на хрен, после их советов, сбегала бы к маме... Да мало ли удачных методов решения семейных конфликтов в нормальных обществах? Вавилонская жена по имени Бунату, взяла копию кредитного договора между ней и мужем, подняла двумя руками мужьи вексель, и потопала прямиком в суд. В котором потребовала у протрезвевшего мужа немедленного возвращения долга. Тут бы и кирпичом её ударить! Но вспомним, что бить жену кирпичом в Вавилоне - только тёщу радовать! Жена предъявила весель - суд обязал мужа выплатить до копейки. А из чего он выплатит? Он ещё банку должен! Встал вопрос о продаже мужа в рабство. Не в какое-то там условное, какое-то офисное рабство, а в самое настоящее: рубить тростник и месить говно на полях под палящим вавилонским солнцем. Перед угрозой продажи в рабство муж не устоял. И переписал дом, который они купили с женой совместно, в её единоличную собственность. Жена второй дом с обременениями продала третьим лицам, расплатилась с банком и ещё, представьте, наварила на этом два с половиной кило серебра, которые бережно отнесла в свою копилочку. Тут надо ещё добавить, что она при этом беременная была. Как пишет В. Белявский: "Тяжба отнюдь не нарушила согласия в семье Мар бити — адду — натану. У супругов была дочь Нупта, но не было сына. В 551 г. они усыновили мальчика, дав ему имя Мар бити — адду — амару. Вскоре после этого муж умер. Его вдова Бунаниту вместе с приемным сыном купила третий дом, снова при помощи банковского кредита. А в 547 г. она выиграла в суде тяжбу с братом покойного мужа, который пытался оттягать у нее имущество последнего как выморочное. Суд признал акт усыновления Мар бити — адду — амару и вклад самой Бунаниту в приобретение спорного имущества; право собственности на это имущество осталось за Бунаниту, Мар — бити — адду — амару и Нуптой" (В. Белявский "Вавилон легендарный и Вавилон исторический" С. 105)

Эмансипированные женщины России! Не надо равняться на невнятное и даже несколько опасное будущее. Добивайтесь равных прав с женщинами древнего Вавилона. Таков мой совет на сегодняшний день. Не в "Космополитене" найдёте вы себе успокоение, а в "Корпусе клинописных архивов Вавилона 7-4 вв. до н.э." ( изд-во " Шольц и Ванцвейгер", Лейпциг, 1907 г.)

[Лемодор]

Джон Шемякин о возможностях:

Год назад писалось. Без всякого смысла. А тут смотрю, как просто захватываются министерства, ведомства и прочие живые уголки, как всё удачно выходит у хороших людей. Дай, думаю, напомню что ли.

Мне всегда нравились истории про возможности. Хотя воспитывали меня в суровой этике абсолютной предопределённости неизбежного наказания.

Как и любой злодей я люблю читать про всякие возможности. Про то, что чуть-чуть не дотянуло до "события", "вехи" или "переломного момента". Всякий раз переживаю: ну давай, милый, давай! Ещё чуть- чуть и наступит всем кромешный ужас, гражданская война и реки без берегов, наддай, хороший! Чтоб Шекспир, чтоб "и псов войны с цепи спуская! и матери с улыбкою смотреть начнут на то, как четвертуют их детей!" А, родимый, ну!

И в сотый раз убедившись, что даже при сотом прочтении ничего не поменялось в окружающем меня мире, понятно, расстраиваешься.

Ну как не огорчиться, читая в "Записках" графа Корфа про полковника Богданова?

Жил себе вполне полковник Богданов, который числился по министерству путей сообщения под чутким руководством известного всем Клейнмихеля. Окаянный граф Клейнмихель цинично и грязно воровал на глазах у честного и чистого Богданова денежные средства в особо крупных размерах. От наблюдения за хищениями начальства, от ужаса, что такие деньги просто пролетают мимо, Богданов "постепенно потерял рассудок от несправедливостей..."

И вот в апреле 1843 года полковник Богданов пришел к министру внутренних дел Перовскому. Тогда это было ещё возможно - зайти к министру внутренних дел, сверить маршруты, уточнить методы. При себе (кроме безумия) Богданов принёс два пистолета и кинжал. Любой из нас на месте Богданова немедленно бы открыл огонь на поражение по министру, но Баранов решил приберечь министра на крайний случай и произнёс речь, которую после пересказывал всем "поседевший и часто смеющийся" Перовский. "Ваше превосходительство, преследуете и истребляете мелких мошенников, а между тем терпите безнаказанно главных государственных воров, как то: Клейнмихеля и тому подобных. Я пришел предложить вам услуги и содействие против них и вот оружие, которым намереваюсь действовать; примите меня только поскорее под ваше начальство".

Вот такая речь, сопровождаемая показом пистолетов и кинжала.

Министр Перовский, не сводя глаз с двух пистолетных дул, зачарованно внимал клевете на своих лучших друзей. А потом проявил министерскую хитрость. Говорит, я всё понял, мигом несись к своему бывшему начальству, считай, что ты уже принят, возьми с собой записку от меня и до встречи в горниле борьбы с коррупцией! Да и пистолетики оставь, ты ими себя выдаешь, коррупционеры попрячутся, ищи их потом, они до ужаса хитрые, коррупционеры-то эти!!

Полковник согласился и с запиской кинулся к бывшему начальству. Но по дороге записку решил прочесть. Открывает её, а там просто чистый лист бумаги! Вот опять, чтобы мы сделали на его месте? Написали бы в Твиттер. А Богданов отправился в первый же унтер-офицерский караул, потребовал там именем государя часового с ружьём и кинулся, сверкая эполетами, обратно к лукавому министру внутренних дел. Министр внутренних дел Перовский от полконика Богданова заперся в кабинете на ключ. Богданов, в свою очередь, запер на ключ дежурного адъютанта и поставил прихваченного с собой часового с ружьем у дверей, за которыми притаился министр. Часовому полковник дал команду стрелять на поражение по всякому, кто попробует войти или выйти из кабинета.

Иными словами, самое главное министерство империи, оплот самодержавной власти, орган кошмарного устрашения миллионов подданных, было захвачено двумя человеками - честным психопатом и обалдевшим от происходящего унтер-офицером с ружьём. Кстати сказать, министр из своего кабинета не высовывался, шуршал там чем-то тихонько, не чинил препятствий пока Богданов осуществлял свой план. А план у Богданова был отличный. Полковник "...побежал в Зимний дворец и по дороге мимо Энгельгардтова дома, перед которым, по случаю концерта в неё, находилась полиция, забрал - опять именем государя - четырёх жандармов и в сопровождении их явился на главную гауптвахту, требуя немедленного допуска к государю".

До совершения государственного переворота с помощью четырёх жандармов с концерта оставались считанные часы: министерство внутренних дел захвачено, дело за малым. В этом месте я обычно и кричу Богданову: давай, хороший, наддай, ещё чуть-чуть! Что там ещё раненному Чапаеву в кино дети кричали?! Но дальше Богданова ждали неудачи. На главной гауптвахте, которую Богданов тоже захватил, с ним начали "долгие переговоры" с участием обер-полицмейстера и коменданта (министр из запертого в своём же министерстве кабинета носа не казал). Тут бы Богданову захватить заложников и начать их убивать, но времена тогда были дикие, люди друг другу ещё как-то доверяли на слово. В ходе переговоров на Богданова навалились комендант и обер-полицмейстер и империя была спасена. Потом все гурьбой кинулись спасать министра. Богданова отвезли в больницу. А храбрый обер-полицмейстер Александр Александрович Кавелин, воспитывавший в своё время на пару с Жуковским будущего Александра II, сойдёт с ума немного позже. Как писал князь Вяземский к Жуковскому: "Знаешь ли ты, что твой приятель Кавелин немного рехнулся и наконец уволен от должности...он месяца два колобродил, сажая встречного и поперечного на съезжую в исправительный дом, ругался, придирался ко всем и всё-таки управлял городом. Россия баба здоровяк. Ничем не проймёшь её, ни Наполеоном, ни Кавелиным. Стоит себе, крестится и не унывает. Нежно обнимаю тебя".

И никакого госдепа, замечу.

[Лемодор]

Два поста об Одессе.
Ох, держитесь одесситы )))

Джон Шемякин о хитростях выборов в Одессе:

Перед выборами в городскую думу г. Одессы, а это было в 1913 году, местное отделение погромного Союза Михаила архангела возглавил человек по фамилии Пеликан. У которого не было сердца, но была голова. Пеликан хотел пробовать Одессу на зуб и Одесса это понимала.

Погромщику Пеликану противостояла "прогрессивная группа избирателей", сконцентрировавшаяся вокруг инженера Брайкевича.

Случились выборы. Быть инженером Брайкевичем в Одессе - это почти залог победы. А вот возглавлять Союз Михаила архангела в Одессе и носить фамилию Пеликан- это сложнее. И Брайкевич победил.

Но Пеликан добился пересмотров итогов выборов. И на повторных выборах победил инженера Брайкевича. Кошмарный Пеликан победил прогрессивного инженера Брайкевича коварным оружием, неприятным для любого сторонника прогресса. Пеликан расширил число избирателей, увеличил число голосующих, демократизировал избирательную базу. Короче, в списки избирателей погромный Пеликан протащил всякую, господь покарай, бедную и неприятную шушеру. Которая из-за косности своей, рабства вековечного, одесской простодушности, отсутствии демократических представлений, не только подала 130 заявлений о том, что их неправомерно исключили из списков, но и довольно гадко проголосовала 19 мая 1913 года. Пеликана выбрали, иначе говоря.

Т.е. погромный Пеликан допустил к выборам т.н. "нижний средний класс". Который в Одессе, конечно, имел свою понятную специфику, но за допущение к урнам, за реализацию своих желаний отблагодарил лидера Союза Михаила архангела. Отблагодарил своим доверием. Брайковича попросили выйти.

Как шла предвыборная компания?

Для начала, прогрессисты инженера Брайковича отпечатали немного избирательных бюллетеней. На всякий случай. И тайно хранили их в конторе Штерна. Это была очень прекрасная контора с дверями из дуба, в которой пахло океаном, духами, турецким табаком и немного ночным риском.

Естественно, весь город знал и сочувствовал Штерну, которого судьба кинула в руки прогрессистов. Он был очень хороший человек и маклер этот самый Штерн, поэтому, когда к нему в контору 15 мая 1913 года вошли 15 человек в масках, он даже не очень удивился. 15 человек страшным образом наставили на маклера Штерна огромные револьверы! А это очень плохое начало дня, я вам скажу, когда 15 мая 15 человек наставляют на вас 15 револьверов. Нет, хорошо, что не 30 мая и не 30 человек! Но всё равно очень шумно и страшно. Когда налётчик спросили, кто тут будет наконец за хозяина, Штерн уже стоял с протянутыми к богу всеми своими руками. Но успел таки послать за полицией, которая тактично, вовремя и быстро не приехала.

Когда стало понятно, что полиция занята за другую облаву и 15 человек немного успокоились и стали говорить по очереди и тише, Штерн дал им "несколько бюллетеней...пачку обращений к избирателям", а несколько томов бухгалтерии кошмарные налетчики взяли просто без разрешения, на будущие визиты и в счёт будущей дружбы.

Потом бандиты сели в авто и совсем уже уехали, оставив маклера Штерна в издёрганных рыдающих нервах.

Следующий удар погромщики нанесли в сердце прогрессивного движения. Прямо из конторы Штерна, размахивая "кольтами", пеликановцы поехали в издательство "Культура". Издательство "Культура" ( владельцы: Аарон и Самуил Гольцвейги) печатало негромко для окружающих всякое такое. Ну, как бы нужное для прогресса. Пеликановцы взошли к братьям, и братья крикнули "не надо!" Они сдались. Налётчики вывезли продукцию типографии в неизвестном направлении. Дорогу в неизвестность им показывал Самуил Гольцвейг, которого пеликановцы захватили в плен. Авто, набитое бюллетенями, листовками, бандитами с револьверами мчалось по Одессе. Ветер пел в волосах издателя С.Гольцвейга. За автомобилем пеликановцев скакала полиция и страшно свистела. Одесса любовалась всеми.
На литых шинах "Дукат" пеликановцы вырвались из города, полиция потеряла интерес к довольно опасной погоне, издателя бережно ссадили на станции.
Открытое на факту налёта уголовное дело по статье 142 уложения о наказаниях Российской империи было впоследствии прекращено "за примирением сторон".

На следующий день, вышедший от градоначальника Сосновского городской голова Масленников был атакован в здании Одесского градоначальства группой одесских лидеров погромного движения. Масленникова обступили кромешные рожи одесского русского национализма: сам Пеликан, Мечников, взятый просто для смеха и хохота в пеликановы замы, Зусман, Кумбари и Альбрант. Русские националисты стали спрашивать у Масленникова за выборы и проситься в счётчики голосов. Масленников таял под их жаркими словами как сладкое мороженное. Опытными руками Зусман и Пеликан ухватили ослабевшего в Масленникова, который по- девичьи беззащитно пытался упираться как гимназистка перед портовой пивной. Они вели его по жаркому коридору, завели его в пустующий кабинет и там Масленников сдался. В счётчики включили всю верхушку одесских погромщиков.

Прогрессисты в это время успокаивали своих приверженцев в ресторане "полезного питания" "Ротонда". Они ели кефир и поддерживали друг друга. Инженер Брайкевич пообещал всем своим сторонникам победить. Заказали шипучую воду. Прогрессивное движение просто село и стало шить себе на людях приданое, вот так я вам скажу.

В день выборов артель "Лутковский и сыновья" гудела разорённым ульем. Большинство рабочих артели были членами "Союза Михаила архангела". Они хотели дела. Пеликановцы вскружили им головы националистической пропагандой, и артельщики согласились стать подручными архистратига. Шимановский, Осипович, Демешкан, Капилистов и прочие были разосланы в разные концы города. Капилистов и Демешкан должны были со своими отрядами агитировать окраины, а вот Шимановский и Осипович со своей дружиной были отряжены к зданию городской думы, чтобы затевать драки, устраивать скандалы и угрожать избирателям. Само здание городской думы было окружено чёрными пеликановскими автомобилями. На этих автомобилях пеликановцы носились по Одессе, собирали томных выборщиков и волокли к урнам. Здание пеликановской штаб-квартиры - Никольский бульвар, 14 было занято вооружёнными сторонниками. Охранять было чего.

В штаб-квартире пеликановцев сидел изловленный ими пять дней нотариус Цветков с подручными. Что делал нотариус Цветков?! Тоже, что делали бы и мы на его месте. Он заверял доверенности на право участия в выборах. А что вы подумали?! Я не знаю.

Рядом с нотариусом стоял в полотняном кителе городовой Мигуля, державший в руках портрет Государя-императора.

В воздухе пеликановского логова пахло деревенской колбасой, которую подвозили и подвозили, и всё жарили и жарили.

Нестойких избирателей волокли к нотариусу, при виде Мигули избиратели осознавали что-то очень важное в своей жизни. И доверяли свои голоса присутствующим здесь же националистам Штакельзону, Лопате и пр.

Конечно, пеликановцы были ещё очень неопытны. Их подводила беспечная горячность жарких сердец.

Рабочий артели Лутковского по фамилии Кравко был застигнут за тем, что голосовал уже второй раз. Первый раз Кравко голосовал от имени Якова Григорьевича Гринчака, помершего ещё в январе, а второй раз - от имени Феокрита Семёновича Богоявленского, скончавшегося ещё ранее. Как будет написано потом в сенатском отчёте: "Черкасов приходил голосовать несколько раз и каждый раз в различных костюмах: то в сером, то в чёрном, в бороде, с баками и без бороды. Вообще, многие рабочие опускали бюллетени по несколько раз, устраивая так называемую "карусель"...Практиковали и иной приём голосования, а именно: по чужим доверенностям".

Выборы признали состоявшимися и стали всё же для порядка считать голоса.

Снова цитата из сенатского отчёта: "Здесь средством достижения победы была избрана "подсыпка" бюллетеней". Подсыпка осуществлялась так: внимание счётной комиссии отвлекалось скандалами и драками с участием той же счётной комиссии. Пока комиссионеры замешивали ногами очередного скандалиста, пока били "головой о колонну" боцмана Пухальского Илью Семёновича, пока трепали переодетого в чиновника городового Мигулю, другие пеликановцы подбрасывали бюллетени в пользу своего шефа "пачками".

Все бюллетени, участвующие в голосовании, должны были быть отмечены специальным штемпелем градоначальства. Хищные пеликановцы предусмотрели и это. Помощник секретаря городской управы, активист пеликановского движения за святую Русь, по имени Анемподист Анагности "выпросил у делопроизводителя градоначальства Маркина домашнюю типографию, в которой был набор цифр". Доверчивый Маркин только в день выборов понял, зачем Анагности потребовалась в два часа ночи домашняя типография. О чём Маркин и доложил на последующем следствии.

Делопроизводитель городской управы по фамилии Живчик (матёрый пеликановец) провёл в ночь перед выборами в здание градоначальства людей, которые под видом починки канализации, выгребли выброшенные тайными пеликановцами из финотдела избирательные купоны, предназначенные к учёту.

Чтобы победа Пеликана не была подозрительной, подтасовку голосов осуществляли так: Мечников получал в два раза меньше Пеликана, Полетаев- в два раза меньше, чем Мечников

После молниеносной и ужасной победы на выборах, пеликановцы кинулись делить город. Хруст выламываемых со своих мест чиновников градоначальства оглушал. Одесса смотрела на приход новых властей с тревогой. Люди выходили на улицу и смотрели, как из градоначальства и думы летят когда-то важные бумаги, с оторванными государственными орлами. Зрители не могли отвести глаза от блеска чужой удачи. Они смотрели на чужое счастье, как на свою беду: с детским страхом и старческой ненавистью. А это больно.

Пеликановцы ходили по городу как девушки, познавшие любовь, счастливо улыбаясь и нетвёрдо пошатываясь. Националист Маврокардаки Пантелеймон Периклович заимел дикую привычку. Он приучил себя подкатывать к городскому почтамту на лакированной машине и отправлять государю-императору телеграммы раз в неделю. Бывший городовой Мигуля, ставший после побоев в избирательной комиссии компаньоном в издательстве "Культура", стал проводить у себя на дому сбор пожертвований от нелепых соседей. Как напишут потом равнодушные чужие руки следствия: "...разнообразие их было неисчерпаемо...предлагалось жертвовать на:
1. Образование фонда "Копейки Минина".
2.На женскую профессиональную школу.
3.На гимназию.
4.На покупку собственного дома.
5.На бедных.
6.На устройство ёлки.
7.На знамя..."

Адкокат Серебрянко А.Ц., возглавивший попечительский совет "Союза гимназических и университетских преподавателей новороссийского университета" раздал прибывшим на собрание совета преподавателям и студентам револьверы.

Санитарный врач порта Розенький П.Д. удерживал у себя в конторе санитарного карантина восемь капитанов турецких кораблей, подозревая их в завозе чумы. "Затем, общаяясь с ними на турецком языке, чтобы его не поняли присутствующие при разговоре чины одесской портовой таможни, Розенький потребовал от каждого удерживаемого по тысяче франков, угрожая результатом медицинского осведетельствания". Трое турок платить отказались и потели в карантинной тюрьме четыре душных месяца, пока их не выкупил турецкий поверенный Ильясоглу.

Рабочие артели "Лутковский и сыновья" создали два союза. Первй союз объединил всех загорелых одесских дворников, которые устали брести свою каторгу в одиночку. Параграф 6 общества одесских дворников беспощадно гласил: "Кроме обязательного членского взноса в пользу Общества, члены общества вносят вступительный взнос в размере 50 коп. и ежемесячные взносы в размере 30 коп." Дворники стали шумно кричать и безобразно жадничать под внимательными взглядами организаторов. Дело стало казаться не таким уж прибыльным и огорчать. Тогда организаторы сказали дворникам, что раз дворники не понимают, то им придётся всё очень быстро объяснить. Дворники, оглядев стены помещения, в которое их собрали, начали что-то соображать своими тугими мозгами и радостно согласились. За вывоз мусора ( параграф 9) дворники платили ежемесячно по рублю за доходное домовладение. Задолжавшие дворники отдавали ключи от вверенных им домов представителям профсоюзов, и вскоре на Молдаванке граммофон в каждом уважающем себя доме стал делом вполне обыкновенным и скучным. Жильцы домов, встревоженные профсоюзной деятельностью своих дворников, щупая раны на головах, стали просить у дворницкого общества защиту. И они её получили!
Вторым общественным достижением пеликановцев из конторы "Лутковский и сыновья" стало создание "братства трезвости". В кассу братства стали поступать средства от владельцев "чайных", пивных и "трактирых заведений с выносом".

Купец Синицин открыл женскую школу своего имени. Обучать в школе планировалось оступившихся одесситок. На торжестве открытия женской школы для оступившихся барышень им. купца Синицина пеликановцы единогласно провозгласили целью школы "борьбу с духом неверия, космополитизма и нравственного растления". Вскоре в помещении гимназии была найден младенец женского пола. Пеликановцы сообщили эту благую весть в Петербург. Из Петербурга из личных средств государя поступило 500 рублей. Школа для портовых, оступившихся по сотне раз только в прошлом месяце барышень на глазах превращалась в дело не только приятное, но и прибыльное.

В конторе "Лутновский и сыновья" стали чаще щелкать радостные счёты. Наняли случайного бухгалтера Соловейчика. Вскоре выяснилось, что отпущенные градоначальством 739 рублей 90 копеек на ремонт здания женской школы для оступившихся были распушены по ветру вихрем созидания. Пришла полиция. Соловейчика, наконец, арестовали. Пеликановцы не раз вспоминали этого криминального упыря, который так ловко изображал из себя честного человека и верховодит ужасными хищениями.

Вскоре пеликановцы решили попробовать себя в деле денежно-вещевых лотерей. Пеликановец Кристиди К.М. привёз из Нью-Йорка рекомендации по организации масштабного розыгрыша. Для начала привычно отбили телеграмму в Петегргоф. Попросили у царицы какую-нибудь ценную вещь для розыгрыша в лотерее. Из Петергофа ответили на имя самого Пеликана с вопросом "знает ли он организаторов лотереи". Городской голова Пеликан ответил, что никого из пеликановцев не знает и знать не хочет, так как очень занят, но характеризовал организаторов "людьми порядочными, занятых исключительно педагогической деятельностью". Из Петергофа прислали таз из серебра. Небольшой. Пеликановцы с тазом на вышитом полотенце обошли дом за домом всех одесских миллионеров. К третьему дня обхода ликующие пеликановцы поняли, что лотерея - это очень интересно! Пересчитав выручку от продажи билетов, лидеры пеликановцв, таз вернули обратно в Петергоф. За пропавший таз могло влететь. А выручку от показа и розыгрыша таза пеликановцы положили на депозит в контору "Шонке, Лодзеньковский и К", которая играла на бирже.

Сгубила пеликановцев политика и конкуренция.

[Лемодор]

Джон Шемякин о бесстрашном еврее в Одессе:

На безоблачном горизонте пеликановцев внезапно шумно возник зловещий Левиафан.

Только что пеликановцы пели и плясали на шоколадной тиковой палубе своего счастья, смахивая руками любовный пот. Но хладная пучина извергла из себя ужас. Пеликановцы запаниковали, когда увидели на морской глади бурунный след конкурента. Русский одесский национализм замер. Вспомнили русские погромщики:

Разграблена, опустошена и разорена Ниневия, восклицает он. Где теперь логовище львов и то пастбище львенков, по которым ходил лев, львица, львенок и никто не пугал их? Горе городу кровей! Весь он полон обмана и убийства; не прекращается в нем грабительство.

"Общество евреев, молящихся богу за царя и правительство" - вот какое имя носил Левиафан. "Хевре мисполиллим бишлоймошел малхис". Произнесите эти слова громко и что вы почувствуете?! Это же ветхозаветный ужас и тьма, которая сжимает вам лоб.

Некий Моисей Кенис содержал хедер. И устраивал там по праздникам молитвенные собрания "с целью извлечения доходов". Любому ясно, что эта временная молельня немного всё же мешала стационарной синагоге, расположенной неподалёку, в двух-трёх неспешных шагах, и в которую ходили ломовые извозчики. К Моисею Кенису стали являться молчаливые и недобрые люди из фундаментальной синагоги, вытирая гнев с накатных в три щедрые складки шей огромными руками. И эти люди стали неоднократно спрашивать у Моисея вопросы за дальнейшее, на которые неудобно отвечать, имея во рту немного последних зубов и бьющееся о рёбра сердце.

Вы, я, вон тот и тот, мы бы, конечно, сдались. Мы играли бы на верандах в саду полечки и старались бы забыть весь библейский ужас дивидов. Мы бы не стали лишний раз рассказывать детям про осаду Моссады и занялись бы совсем другим делом подальше.

Но Кенис был из Бессарабии, а тамошние евреи слывут среди румын очень упрямыми и жестокими людьми, не могущими сразу различить, где у них тихо спрашивают, а где убивают просто на дому.

Моисей Кенис одним добрым утром вышел на улицу, держась руками за ароматный воздух, за Кениса держалась вся его семья и плакала. А Кенис повесил на своём хедере вывеску "Здесь молятся за царя!".

Пришедшие к Моисею в предпоследний уже раз беспокойные люди, занесли было ноги вперёд, но прочитав вывеску, не опуская ног, развернулись в противоположном направлении. В спину им обидно хохотал Кенис, осенённый державной мощью двуглавой, вздыбившей крылья империи.

Фундаментальная синагога сидела на стуле и бесполезно махала руками. У моисеевской двери на солнцепёке уже стоял полицейский в казённых штанах, надевший белые нитяные перчатки. Щёки городового, плетёный шнур от его "Смит-Вессона" и бляху с номером ласкал национальный флаг России, вывешенный Моисеем чуть сбоку от таблички.

За вывеску флага его потом оштрафовали на 15 рублей. Но Моисей не грустил о потерянных деньгах. Душа его пела чуть нежнее, чем пела его далёкая мама под небом Бессарабии.

И тут опять и снова я хочу задать вопрос себя и всем, кому я дорог. Не остановились ли мы бы на этом? Я бы остановился. Одно дело борьба с конкурирующей синагогой, другое дело - русский царь и его капризы с жандармерией. Кому это надо?!

Моисей Кенис написал ходатайство в Министерство внутренних дел Российской империи. Еврею тогда было немножко всё же неудобно писать самому царю лично, поэтому Кенис написал свои слова министру внутренних дел. Слова эти были мелки и горячи, как песок. Они были горьки и справедливы, как высохшие на щеках девушки слёзы. Они сыпались на министерскую голову шуршащей струйкой. В отсыревшем Петербурге министр читал эти слова и тосковал. Запретить?! Разрешить?! Балканский кризис. Турецкий кризис. Немецкий кризис. Списки агентуры переданы эсерам изменником - бывшим директором департамента полиции Лопухиным! Волнения на казённых предприятиях. Что делать с Кенисом этим?! Запретить?! Разрешить?! Во что это выльется?!

Министр ответил Моисею Кенису так: во временной молельне молитвы за царя не разрешаются, брать деньги за молитвы за царя не разрешается. А вот создать " еврейское общество, молящихся за царя и правительство, крайне желательно", "признать за молельней Кениса специфического статуса крайне желательно". И Моисей Кенис, который стал уже щупать вещи в синагоге у конкурентов, создал такое общество, устав которого был утверждён товарищем министра внутренних дел (замминистра по нынешнему) Крыжановским. В своём отношении за № 362 в департамент общих дел генерал Толмачёв сообщил: " общество будет оказывать помощь бедному еврейскому населению одесского градоначальства...а с другой стороны, предоставит возможность консервативной части еврейского населения воспитывать подрастающее поколение в религиозном и патриотическом духе". Пеликановцы с безразличным видом часто прогуливались взад-назад перед своей разверстой могилой.

Общество начало действовать. Во-первых, обществом была организовано "совершенно торжественное богослужение, на котором провозглашалось здравие за всех (так в тексте) властей, до одесского полицмейстера включительно...общество постановило ввергнуть к стопам государя свои верноподданические чувства". Во-вторых, открыло запись "патриотических евреев".

За происходящим гюрзиными глазами наблюдали вытесняемые с идеологического поля руководители старой, политически безграмотной синагоги. Пеликановцы застенчиво записывались в общество Моисея Кениса, не узнавая друг друга в очереди.

Моисей Кенис взмыл над городом, оглашая побережье клёкотом силы и страсти, с крыл его летели в людей свет и молнии.

Внизу затихли познавшие соблазн и страх пеликановцы. Они задирали свои блестящие от бриолина, с острыми пробороми головы, пытаясь прочесть в небе "мене, текел, фарес, упарсин".

[Лемодор]

Джон Шемякин о том как появилось на свет произведение о Франкенштейне:

Что я мог сказать про оценку перспектив инновационного роста в регионах высокого странового риска? С чего я мог начать?

Естественно, с извержения вулкана Тамбора на острове Сумбара в 1815 году. Это же логично. Вулкан тогда так качественно рванул, что погибла 71 000 человек. Или 92 000 человек. Или 88 000 сначала, а потом ещё 12 000. Эруптивная колонна - 43 км и в стратосфере. В воздух поднялось столько всего разного, что на всём земном шаре следующий 1816 год был "годом без лета". Т.е. лета вообще не наступило в 1816 году. В Европе ничего не вызрело, повсюду был "красный туман" - стратосферный сульфатный аэрозоль, по нашему говоря. Открываете окошко, а туман красный. Закрываете окошко, смотрите на домашних, те смотрят на вас, а у вас в руке Библия. Лились с небушка на поникшие султаны киверов победителей дожди из сернистой кислоты. Горизонт в Англии красиво окрашивался то фиолетовым, то багровым, то розовым, то оранжевым. Продовольствие сначало подорожало в десятки раз, а потом и закончилось внезапно в ряде мест. С голодухи полыхнула эпидемия тифа. Начались волнения, восстания, поджоги и самосуды. Войска стали палить в народ, дополняя нездоровую атмосферу ещё и запахом сгоревшего чёрного пороха ( он тухлинкой такой, знаете, отдаёт). Европейцы, только отдышавшись от наполеоновского чуда, не успев зарыть в землю его последствия, смекнули, что в Европе ловить нечего и рванули в Америку, там тоже лета на было, но там хоть воля была и перспективы, хоть и в снегах с индейцами. Это чуть позже Токвиль заметит, обеспечив тем самым верный кусок хлеба политологам всего мира.

И вот посреди всего этого красивого группа молодых людей отправлась в Швейцарию. Люди были со средствами, могли себе позволить Женевское озеро. Приехали на Женевское озеро, а там и так-то не особо весело, а тут вообще тоска кругом кромешная в красном тумане с горизонтальной подсветкой в фиолет. Решили от безысходности сначала читать. Попались им сборники немецких писателей, которые активно осваивали тогдашний мейнстрим - готические страшилки. Т.е. сидите вы под сернистыми дождями, кругом холодрыга и читаете про германкие ужасы. Бросили читать, решили сами написать. Устроили конкурс. Понятно, что, как и в любом уважающем себя конкурсе, победитель был заранее понятен. Потому как собрались у озера Джордж Байрон, Перси Шелли, Мэри Годвин ( будущая Мэри Шелли), сестра её Клер Клерман и доктор Байрона по фамилии Полидори. Кто тут мог выиграть? Понятно, Байрон, он "Чайлд-Гарольда" дописывал.

Но написали всё же все, кто что мог. И вот Мэри Годвин, которая с непрекращающимся восторгом смотрела на двух титанов, на Шелли и Байрона, тоже написала. Какую-то несусветицу, честно говоря. Про товарища по имени Виктор, который из всяких человеческих обрезков и огрызков сшил некое существо, но справиться с существом не смог и через то плюс гордыню погиб. Фамилию Виктору придумала не пойми какую - Франкенштейн. Кто это? Что это? Для кого это? Что она хотела сказать? Не ясно. Кому интересны бредни девицы про пошивку покойников? Когда вокруг конец света, всё гибнет, багровые закаты, трупы под Ватерлоо ещё свежи, короны и троны трясутся, толпы голодных мечутся по континенту, колокола звонят, все нежные мечты пожухли... К чему эта девочкина писанина про очередного папу Карло и схваченного на живую нитку Буратино? Да никому не интересны!

А чем закончилось? Кто помнит Перси Шелли? Кто перечитывает Байрона? Кому он нужен? Кто трепещет перед титанами? А идея трепетной востоженной девушки сейчас кормит, поит, лечит, одевает, оплачивает закладные сотням тысяч наших современников. И даёт утешение и развлечение (сейчас это одно и тоже) миллионам, не сказать, миллиардам. Вот стартап, так стартап. Вот прорыв в условиях тифозного армагеддона, так прорыв!

[Лемодор]

Джон Шемякин о Петре I:

Даже моя богатейшая фантазия пасует перед реальностью. Воображение моё кинематографично. Но если бы мне показали в кино эпизоды путешествий, например, Петра Великого в Европу в 1711-12 годах, я бы, разумеется не поверил ни в один эпизод. Верещал бы про клоунаду и издевательство над памятью.

Привожу простые примеры.

Вот Пётр I в 1711 году, переживший позор, разочарование и ужас Прутского похода. Когда его, победителя под Полтавой, человека воплотившего почти все свои замыслы, уже героя, как щенка запихивают в турецкий мешок и мешком этим трясут перед всем миром. Армия помирающая с голоду, безвыходность, беспомощность и счастливый случай, позволивший вырваться, выползти, выскочить из смертельной ловушки. Позорные условия примирения, сдача Азова-первенца побед.

И что делает Пётр после пережитого? Я бы залез в землянку и там бы выл и каялся. В короткие минуты просветления рубил бы головы сподвижникам. Жёг бы в клетках предателей. Наваливаясь на скрипящий рычаг, рвал бы сухожилия на дыбе всяким лично неприятным соседям. Возможно, начал бы писать мемуары, зачитывая части из них в утреннем морозном мареве, под колокольный низкий гул и карканье ворон, перед оборванными и трясущимися уцелевшими, окружёнными сталью штыков.

А Пётр поехал легко и немедленно в Европу.

Для начала в Дрезден.

В Дрездене Пётр познакомился с таким чудом как карусель. Вероятно, Пётр был первым русским, кто увидел и оценил всю прелесть этого чуда. Катался на карусели Пётр ( не мальчик уже совсем ) до полного изнеможения. По его приказу карусель раскручивали так, что остальные катающиеся, придерживая парики, разлетались по кустам, хлопая камзолами, а Пётр, расставив ноги, упорно держал равновесие, хохоча под германским надёжным небом. Потом валился в траву и засыпал. Что он на этой карусели доказывал, кому, что из себя выжимал на этой центрифуге? Что ему снилось меж высаженных по линейке саксонских цветов и немятой германской травы?

В Дрездене Пётр жил скромно. В гостинице "Zum golden Ring".

Саксонский гофмаршал Пфлуг депеширует во дворец. При отъезде из гостиницы Пётр "взял с собой...несколько простыней и одеял и хотел было уложить собственноручно в свой багаж зелёные шелковые занавески...но встретив сопротивление со стороны служителя, протестовавшего против этого действия, неохотно и раздосадованно уступил, взяв только две простыни из индийского ситца". Это не жадность. Через несколько дней в Фрейбурге царь, восхищённый ночным торжественным маршем 2 000 рудокопов в его честь, раздал 80 золотых червонцев только оркестру, под который рудокопы чеканили шаг и пели свои рудокопские марши и баллады. Выкатил всем бочки вина, за всё платил щедро, не торгуясь. Вероятно, Пётр не только первым из русских катался на центрифуге, но и первым же оценил всю прелесть немецкого факель-цуге под бой барабанов и синхронные выкрики "Хох!" Не утерпел - стал показывать барабанщикам, как он, Пётр, умеет бить и "зорю" и что хочешь. Получил приз. Приз отослал Меншикову, который в это время осаждал Штеттин (Щецин по нонешнему).

Поехал Пётр в Карсбад, на воды целебные. Для начала, для порядка записался в кружок обучения стрельбы из ружей. Показывал отличные результаты. Но на занятия ходить вскоре перестал. Выстрелил в человека, который, как Петру показалось, мешал ему целиться. В человека, как уверяют, не попал, огорчился и забросил всё это дело надолго. Мишени какие-то, правила, конкуренты - морока одна. Дайте человеку свободу!

Пошёл Пётр работать на стройку. На второй день подрался с рабочим, окуная его в известь. Пошёл на свадьбу какого-то слесаря и там отличился весёлостью и "русским обычаем целовать всех женщин в зале после каждого тоста". На свадьбе познакомился с неким токарем и выточил на чужом токарном станке три ножки для стола. Четвёртую не доточил, сославшись на огромную занятость и государственные заботы. Вечером того же дня токарь видел Петра, лезущего на гору с деревянным крестом, лопатой и мотком верёвки.

В деле потребления минералки Пётр проявил себя как вдумчивый пациент и русский турист. Вместо трёх кружек выпивал три кувшина. Считал, что раз уплочено, то чего тут кружечками баловаться. Да и всяко целый кувшин минеральной воды полезнее, чем маленькая кружечка с носиком. Это же очевидно любому разумному туристу.

Император Австрии прислал в подарок вино. Много бутылок из своего императорского погреба. Пётр самостоятельно занялся реализацией подаренного вина. За день вино, называемое теперь уже "Царское", разлетелось в миг. Первый русский ребрендинг. На зарубежном рынке. Кому нужно пойло бледных австрийских виноградников? А вот вино "Царское", продаваемой самим царём, - это ведь дело другое. Народ заплатил за ребрендинговое чудо 241 золотой талер. Пётр положил деньги под проценты и получал в год 12 талеров 25 рейхсгрошей чистого навара на вклад. Пётр был первым русским, который открыл счёт в зарубежном банке.

Полюбил играть в мяч. Не признавал правил, бил по мячу руками, ногами, палкой. Наломал и раздал палки всем членам своей команды. Так и победили. Когда капитана команды соперников отоварили в пятый раз палкой по голове и утащили с поля, игра прекратилась за явным преимуществом одной из сторон. Пётр был очень рад победе. Всем подарил по гульдену. А проигравшего капитана сопроводил до его дома, торжественно шагая рядом с телегой. Там, у проигравшего, и поужинал.

В следующей своей поездке в Германию Пётр посетил памятные места, связанные с Мартином Лютером. Вздохнул над его могилой, прошёлся по многочисленным лютеровским библиотекам и кабинетам. Пасторы нарадоваться не могли на такого восприимчивого к лютеранским чарам экскурсанта. Показали Петру знаменитое чернильное пятно с брызгами на стене. К Лютеру ведь дьявол являлся и Лютер в дьявола запустил чернильницей. Типично протестанская история, полная намёков, но одновременно понятная всем. Пётр долго и молча смотрел на чернила, оставшиеся на стене после дьяволова набега. Пасторы за спиной царя восково благоговели. Пётр обернулся к пасторам, рот у царя был перекошен скорбью, в левом глазу блестела слеза. Пасторы гурьбой кинулись утешать его, говорить, что дело Лютера живёт и побеждает, что учение его всесильно, потому как верно! Попросили царя расписаться на другой стене, ближе к двери, в знак своего посещения и участия в религиозном прогрессе. Пётр расписался около двери мелом. Потом в один прыжок подскочил к чернильному пятну, которое побольше, и нацарапал рядом "Чернила новые и совершенно сие неправда". После чего обнял двух пасторов и велел катать его по помещениям.

Как такое можно придумать?! Как такое можно экранизировать?! А никак и всё. Человек пережил острый посттравматический шок и остался прежним, изменяя не себя, как бывает с нами, а коверкая под себя пространство, события и порядки. Комкая их в своём маленьком властном кулачке.

[Лемодор]

Джон Шемякин о легенде про Фёдора Кузьмича.

[Лемодор]

Джон Шемякин о Пушкине:

Сидит у себя в кабинете многодетный немолодой литератор. В Германии сидит, сам немец. Заходит к нему молодой человек. Тоже немец. Студент. И бьёт многодетного литератора ножом насмерть. Дочка литератора вбегает в комнату, где папу режут. Дочка маленькая ещё, плачет. Зарезав литератора, убийца себя ножом бьёт, раз и другой. Но не до смерти.
Арестовали убийцу, следствие провели, приговорили к высшей мере. Убийство произошло по политическим мотивам. Литератор постоянно изводил единомышленников убийцы, его товарищей по борьбе своими нападками, сообщениями, чуть ли не доносами. Плюс был агентом России. Убийцу казнили. Фамилия убийцы была Занд. Фамилия убитого многодетного литератора - Коцебу. Дело было в 1819 году.
Александр Сергеевич Пушкин:
О юный праведник, избранник роковой,
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казнённом прахе.
В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе —
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.
Это стихотворение "Кинжал". Там ещё про Брута, который хорошо сделал, что убил Цезаря, про всё такое прочее. Тираны, цари, многодетные писатели, прочие гнусные твари, трепещите...
«Я обещал (Карамзину) два года ничего не писать против правительства и не писал. "Кинжал" не против правительства писан, и хоть стихи не совсем чисты в отношении слога, но намерение в них безгрешно», - пишет Пушкин в письме к Жуковскому. Просто Жуковский поинтересовался у Александра Сергеевича (который уж и не мальчик совсем - 26 годиков) с какого такого Александр Сергеевич эдакое вот стихотворение послал невиноватому ни в чём Карамзину, прекрасно зная, что вся его корреспонденция прочитывается внимательными глазами политического сыска?
Отвечая в письме Жуковскому, что "Кинжал" он не про то, как хорошо и здорово убивать всяческих тиранов ножами, Пушкин прекрасно знал, что и это письмо будет внимательно прочитано политическим сыском империи.
Писал-то из ссылки в Михайловском. Про то, что стихотворение, в котором человек, зарезавший по политическим мотивам другого человека - это "юный праведник", оно совершенно безгрешно. Как и юный праведник, зарезавший неправедника на глазах дочери неправедника в неправедном доме за неправедные мысли. Безгрешно, праведно и всё. Какие могут быть вопросы?
Так вот ловко Александр Сергеевич водил за нос силы правопорядка империи. Годами.
И полемизировал годами с Карамзиным, с которым был в некоторой ссоре по поводу того, что Карамзин назвал Пушкина клеветником, а Пушкин предположил, что Карамзин выступает за рабство.
Потом полемика закончилась. Александр Сергеевич был человеком лёгкого нрава и посвятил Карамзину своего "Бориса Годунова", отосланного на чтение и получение замечаний Николаю I.
Естественно, что имя юродивого ( Николка) выбрано Пушкиным было совершенно случайно ( "Николку дети обижают"). По лёгкости нрава, поэтическому простодушию и отсутствию мстительности.
Отправляя на "утверждение" императора "Бориса Годунова", Пушкин имя юродивого не меняет. Юродивого он любит, считает своим альтер эго.
А имя юродивого Николка, после доверительной беседы с императором Николаем, которого добрые приятели Александра Сергеевича хотели непременно убить, Пушкин просто оставил. Хотя совершенно спокойно мог дать юродивому своему альтер его другое имя. Тимошка, например. Но оставил Николку.
Юродивый- альтер эго Александра Сергеевича и тёзка императора, единственный вразумительный голос народа в трагедии, ведущий с Борисом Годуновым диалог, вошёл в нашу литературу с ножиком, которым зарезали царевича Дмитрия.
Николай Павлович "был очарован слогом" трагедии.
Но, по размышлению, он (через доверенных лиц из третьего отделения) решил всё же изъять всю сцену с блаженным Николкой, царём Иродом, мальчишками, зарезанным царевичем, копеечкой, обидой и богородицей.
Наверное, смутился из-за того, что юродивый Николка, кого Пушкин считал своим альтер эго и святым, такой мстительный и просит кого-то зарезать, пусть и в обличительном экстазе. Сам-то Николай начал царствовать, казнив всего пятерых, от сочувствия к планам которых Пушкин так удачно открестился, хоть те и были ему не совсем чужие люди.
Ругать Пушкина в комментариях не надо. Надо просто понять, что именно после таких писем и посвящений Карамзин пригрозил, что в случае отмены в России цензуры уедет вместе с семьёй в Стамбул к туркам навсегда.
Когда Александр Сергеевич отделывал свой "Кинжал", один из сыновей зарезанного воспетым Зандом литератора Коцебу - Отто Евстафьевич Коцебу, открывший для России и мира 399 островов в Тихом океане, готовился к своему третьему и последнему путешествию: Кронштадт- Рио - мыс Горн - Петропавловск - Сан-Франциско - Манила - Ява - мыс Доброй Надежды - Санкт-Петербург.

[Лемодор]

Джон Шемякин о философском факультете Московского университета:

Традиция. Произнесёшь это слово и наполняешься каким-то тихим мерцающим светом.

Тра-ди-ци-я...

В 1878 году Оксфордский университет присвоил нашему горячо любимому писателю Ивану Сергеевичу Тургеневу почётную степень "доктора общественного права". И.С. Тургенев стал почётным профессором в Оксфорде.

А в 1842 году Иван Сергеевич Тургенев хотел защитить диссертационное сочинение в Московском университете. По философии. О чём подал положенное прошение университетскому начальству, присовокупив бумаги из Петербургского университета, в котором Тургенев надлежащим образом получил диплом кандидата на соискание степени.

17-го марта 1842 году ректор Московского университета передал особым нарочным прошение Тургенева на философский факультет"для рассмотрения" и внесения предложений по этому вопросу.

Декан философского факультета ( на котором было два отделения) сообщил ректору отдельным рапортом, что не возражает против попытки Ивана Сергеевича Тургенева стать доктором философии. Но присовокупил в сопроводительном письме, что в университете, при наличии факультета философии, нет кафедры философии и нет профессора, преподающего собственно философию. В конце рапорта декана философского факультета об отсутствии в университете кафедры философии испрашивалось позволение ректора и властей принять "в последствии" на работу в университет 1 (одного) профессора философии. Потому как на философском факультете Московского университета нет такого профессора, способного принять к рассмотрению защиту сочинения Тургенева, против попытки которого декан философского факультета решительно не возражает.

Получив ответ декана философского факультета, ректор университета некоторое время молчал в пространстве и времени, балансируя на грани бытия и духовного начала морального сожительства субъектов. Наличие отсутствия профессора философии на философском факультете осознавалось ректором около недели.

Итогом послужило прошение ректора, адресованное попечителю Московского учебного округа и содержащее краткое изложение проблемы с присовокуплением всех входящих и исходящих бумаг. Ректор просил руководство Московского учебного округа оказать содействие в разрешении намечающейся проблемы.

После рассмотрения прошения ректора, попечитель Московского учебного округа адресовал ректору университета ответное послание. В котором указывал, что допущение Тургенева И.С. к защите диссертации находится в ведении университетского начальства и не требует разрешения со стороны попечителя Московского учебного округа. В конце послания ректору попечитель рекомендует ректору справиться у декана философского факультета, а какое разрешение попечителя ему необходимо?

Ректор прочитал послание попечителя и снова встал на уже знакомую ему грань. Разрешение не требуется, но спрашивается, а какое разрешение вам необходимо? Ректор переправил запрос попечителя декану философского факультета, присовокупив к запросу всю исходящую документацию.

Декан философского факультета рапортовал в ответ ректору, что факультет считает, что формирование кафедры философии на философском факультете для него, декана, дело новое, загадочное и даже как-то опасное. 15 лет философский факультет отлично обходился без кафедры философии и профессора при ней. Поэтому, по мнению декана, вопрос об открытии кафедры философии является, скорее всего, не его, декана, задачей, а задачей вышестоящего начальства.

Ректор переправил ответ декана попечителю Московского учебного округа.

Попечитель в ответ уведомил ректора, что его, попечителя, интересует, а зачем философскому факультету кафедра философии и зачем ректор смешивает это предполагаемое открытие кафедры с желанием Тургенева стать философом?

Ректор, прочитав уведомление попечителя, через два дня после получения оного решился умереть. И умер. Но успел переправить запрос попечителя декану философского факультета!

Декан ( в траурной одежде по поводу кончины ректора) ответил попечителю, что факультет философии Московского университета считает, что И.С. Тургенев не должен защищаться в Московском университете, а обращался он, декан, к ректору (ныне покойному) только за тем, чтобы понять, а как впредь поступать с желающими защищаться на философском факультете, если на факультете нет кафедры философии и профессора на этой кафедре. И что он, декан, считает, что кафедре на факультете быть не нужно, а ректор (ныне покойный) зачем-то его, декана, не понял и стал волновать начальство (попечителя) вопросами, не имеющими отношения к факультету философии ( см. отстутствие кафедры философии на факультете философии).

Прочитав ответ декана, попечитель поручил своему аппарату составить меморандум "О состоянии философии в России и в странах Европы".

Аппарат попечителя (в лице титулярного советника Няшева Сигизмунда Карловича) переправил распоряжение попечителя о составлении меморандума декану философского факультета. Для составления оного меморандума в сжатые сроки.

Декан философского факультета обратился к новому ректору Московского университета с "письменным отношением", в котором запрашивал ректора о разрешении на составление меморандума и интересовался направлением, которого следует придерживаться: естественного или же аналитического?

Новый ректор переправил запрос декана попечителю Московского учебного округа.

Попечитель отправил новому ректору "письменное отношение" в котором интересовался, какое из направлений (естественное или аналитическое) декан философского факультета считает наиболее подходящим к сему случаю?

Ректор университета вступил на грань, на которой уже был его предшественник. И переправил послание попечителя декану.

Декан отвечал ректору, что готов на оба направления.

Ректор переправил ответ декана попечителю.

Попечитель отвечал, что не имеет в своих задачах, державно отмеченных государем, выбирать между естественным и аналитическим направлениями. И просил ректора указать декану философского факультета, что решение вопроса о выборе направления меморандума целиком лежит в зоне ответственности декана.

Ректор переправил послание попечителя декану...

Там еще два тома. Я решил не дочитывать. Тургенев, конечно, "уехал в Баден-Баден" где-то к началу обсуждения меморандума. Ну, т.е. не уехал конечно в Баден-Баден, а уехал в Петербург, где стал работать в МВД в чине коллежского секретаря ( по армейски - поручика). А на следующий год после подачи прошения в Московский университет написал поэму "Параша". Название которой, конечно же, не имеет никакого отношения ни к работе в МВД, ни к попытке защитить диссертацию на философском факультете Московского университета. Параша - это, как нам всем прекрасно известно, красивое женское имя. А МВД - это Министерство Внутренних дел. А Московский университет - это Московский университет.

Как это славно. Тра-ди-ци-я.

Зачем читать "Замок"? Зачем?

[Лемодор]

Джон Шемякин о медицинском факультете Казанского университета и о Пирогове:

Что происходит, когда государство ласкает властной рукой редкие кудри нашего образования?
Для меня, человека вздорного и склонного к патетике по любому поводу, примером служит опыт известного и почитаемого мной мракобеса государственного помола Магницкого.
М.Л. Магницкий был прекрасный человек, редкой образованности для начала века девятнадцатого, любимый сотрудник второго гения - Сперанского. В самом зените лет, пережив арест, изгнания, ссылку и прочий набор, испытал потрясение религиозного чувства. Уверовал с неистовостью в господа нашего.
А так как был поставлен государством на направление народного просвещения, то ворвался в это народное просвещение, размахивая над головой свистящим в воздухе боевым шипастым кадилом.
Будучи по совместительству попечителем Казанского учебного округа ( активно содействуя развитию Казанского университета - Лобачевского, например, заметил, возвысил и защищал пока мог), направил свой пылающий от святой воды взор на медицинский факультет университета.
На медицинском факультете резали в образовательных целях трупы. Это отдельный и очень интересный вопрос, помогали ли вскрытия трупов развитию здравоохранения в моей стране. Но трупы вскрывали, резали, заготавливали впрок и целиком, и по частям.
А Магницкому это не очень нравилось. Как так?! Резать тело человека, если человек в телесности своей создан по образу и подобию господнему? Это сегодня тела христианские режут, а завтра топорами буду иконы кромсать в щепу ( что собственно и произошло позже, но в другой смысловой плоскости)!
И Магницкий издал приказ. "Об откaзе от мерзкого и богопротивного употребления человекa, создaнного по обрaзу и подобию творцa, нa aнaтомические препaрaты". В университете стали объяснять как работать на мышцах страждущих, используя тряпки. М.Л. Магницкому этого показалось мало.
По его распоряжению университетские профессора "решили предaть земле весь aнaтомический кaбинет с подобaющей почестью; вследствие сего, зaкaзaны были гробы, в них поместили все препaрaты, сухие и в спирте, и после пaнихиды, в пaрaде, с процессией, понесли нa клaдбище".
Препараты - это части трупов. Части трупов отпели в церкви, вынув из банок со спиртом, положили в гробы и понесли хоронить по христианскому обычаю в понимании просветителя Магницкого. Впереди гробов шли студенты в треуголках и шпагах. Кругом совершенная Казань. А тут треуголки, шпаги, профессора в орденах, священники, колокольный звон, певчие, свечи, молебствования.
Хоронили печени, руки, ноги, мозги, селезёнки, лёгкие и трицепсы.
Из Москвы на это мероприятие специально приехал профессор "врaчебного веществословия и врaчебной словесности" Вaсилий Михaйлович Котельницкий.
Он держал под узцы вороного жеребца Сократа, на котором Магницкий сидел верхом, принимая парадные похороны препаратов. Дождик пошёл. Стал сильнее. Ливень. Плюмажи намокли, обвисли. Но Котельницкий не выпустил узды Сократа. Так и проехали до самого кладбища: Магницкий верхом на Сократе, придерживаемом Котельницким, потом студенты, потом гробы, за гробами брела опустошённая профессура, поддерживая друг друга на скользком.
В центре империи стояла Кунсткамера, до которой Магницкий не добрался, потому как, "основав славянофильственное направление, был обвинён в растрате казённых сумм и отрешён от должности".
Котельницкий стал деканом медфака Московского университета и учил Пирогова, принятого в университет по подложным бумагам и протекции.
Вспоминающие Пирогова времён обороны Севастополя указывают, что Пирогов иногда вспоминал своего декана. Привели к Пирогову в госпиталь у переправы с Южной стороны на Северную великана-солдата с осколком в спине. Великан под нож ложиться не захотел и стал бить персонал. Тут в распахнутой шинели "под которой торчала красная фуфайка" доктор Пирогов бьёт солдата книгой по голове и прыгает на него, нашаривая рукой на спине великана осколок и "обхвативши Геркулеса крепко ногами в татарских шароварах". Солдат бегает в шоке по помещению, Пирогов на нём, всё нашаривает рукой осколок, а второй рукой бьёт "для отвлечения" солдата книгой по голове. Осколок вынул, солдата оттащили, книгу Пирогов бросил на стол со словами: "Нужная какая!" Заголовок книги был "О пользе слова в исцеляющих попытках для страждущих". Автором полезной книги был декан Котельницкий.
Ещё раз спрошу про Кафку, Салтыкова-Щедрина и понимание России.

[Лемодор]

Джон Шемякин о приключениях на охоте Льва Толстого:

Как нам всем хорошо известно, у знаменитого младшего счетовода Порфирия Фета был какой-то однофамилец - поэт Афанасий Фет. В отличие от знаменитого Порфирия, Афанасий очень много писал. И стихов, и трудов по практическому сельскохозяйственному изготовлению хлебной водки, и писем понаписал вагоны, да ещё, неугомонный, воспоминания оставил. До того ревновал к славе великого Порфирия Фета, что все свои творения Афанасий публиковал и даже получал за это деньги. Конечно, полностью затмить Порфирия Афанасию не удалось и стихи его из-за этого были "проникнуты тонкой грустной лирикой журавлиного клина".
А я человек такой - попались мне в руки воспоминания этого самого Афанасия Фета, я и стал их внимательно, как у меня водится, читать с карандашом, иронично выгибая соболиные брови свои в различных мемуарных местах. Скажу прямо - окажись у меня в лапах сам поэт Афанасий, уже через час мы сидели бы с ним за одним столом, я бы курил, глядя в окно, а он подписывал бы чистосердечное.
Прочь мечты. Приходиться работать не с живыми людями, а в бумагами. Только что прочитанное у Фета заставило меня кричать и пить воду одновременно в течении получаса.
Перехожу к сути. Дружил Афанасий Фет со всеми подряд - такой уж был характер у человека. Поэтому никто не удивлялся его дружбе с графом Львом Николаевичем Толстым. Который тогда ещё не был маститый морализатор и кудесник, а был 29-летний молодой талантливый автор с кудрями до плеч. И вот сидит грустный Афанасий в гостях у талантливого молодого Толстого, который только что вернулся из физультурного кружка, в котором поднимал гири и прыгал через "козла": свежий такой ещё, холостой граф, брат Николай Николаевич при нём. Пьют коньяки, беседуют про скорую отмену крепостного права, касаются отношений полов между собой, короче, безумтствуют и сверкают гранями. И заходит на квартиру к Толстым некто Осташков, известный охотник на медведей, живая легенда. С порога начал: "поедемте на охоту, господа, зима уже, а мы всё на нормальной охоте не были, поедемте, а, убьём медведей всческих, а то мне они уже буквально снятся по ночам, будоражат и манят, окаянные! Медведицы стали сниться, до того дело дошло... Поедемте и всех поубиваем!" Конечно, все гости решительно кинулись в дверь, начать немедленно охотиться. Унылого Фета с собой почему-то не взяли. Оставили на квартире. Понятно, не Порфирий же, чего этого Фета с собой на охоту брать?!
Однако Лев Николаевич,выбегая, как пишет сам Фет: " выпросил у меня мою немецкую двустволку, предназначенную для дроби". Я так думаю, сказал: "Давай сюда своё ружьё, Фет! А то застрелисся от безделья тут без нас, а мне дробовик очень нужен в охоте на медведя!" А потом, принимая дробовик, добавил, в сторону глядя "Эх, Афоня, всем ты хорош, но не Порфирий, нет!".
Вооружённый двустволкой с дробью ( дробовое ружьё в охоте на вытравленного из берлоги медведя вещь необходимая: ну там, не знаю, сигнал какой подать или посвистеть в дула, чтобы не скучать, а то зачем она вообще?) Лев Николаевич взял с собой ещё какое-то ружьё, но о нём вспоминалось потом всеми как-то туго и неохотно.
Поставили Льва Николаевича у дерева и велели вокруг всё хорошенько оттоптать, чтобы было удобно, если что вступить с медведем в рукопашную схватку. Но кудрявый Лев Николаевич решил не оттаптываться, а напротив, хитро затаиться со своим дробовиком в сугробе и бить всех медведей кучно.
Подняли из берлоги огромную медведицу и погнали прямо на сугроб, в котором возился с арсеналом будущий автор "Воскресенья" и отец 11 что ли детей. Разъярённая медведица, конечно, выбирала недолго и ринулась на Льва Николаевича. "Спокойно прицелясь, Лев Николаевич спустил курок, но вероятно промахнулся..." - меланхолично пишет Афанасий Фет. Выстрелил граф во второй раз и видимо ранил опасного хищника. Несильно ранил, как-то только подразнил. Медведица с разбега повалила графа и побежала дальше. Отклониться от удара граф не смог - он же в неоттоптанном сугробе сидел, а теперь лежит и смотрит на голубое безразличное небо проницательными глазами. Получить по туловищу удар массой до 400 кг и при этом элегантно свалиться, не потеряв сознания - это чудо. Здоровая порода и регулярные занятия физкультурой спасли Льва Николаевича для нас. Писатели позднего времени, не говорю уже о своих современниках, способны ли они были на такое?! Смог бы Чехов задушить руками питона на Цейлоне, а Горький разорвать пасть аллигатору во время своих американских гастролей?
Сомневаюсь. Дело здесь, конечно, не в масштабах талантов, а в регулярности посещения физкультурного кружка с гирями и козлом.
Вернёмся к графу. Граф лежит в сугробе, сбитый медведем, и мысленно в шестой раз переписывает "Войну и мир". А что ему ещё делать, раз медведица вернулась "назад, и старалась прокусить череп ранившему его охотнику" ( это опять спокойный Афанасий Фет выступил с мемуарами своими). Меня тронуло слово "старалась". Видимо, впервые такой череп у неё в зубах оказался матёрый. Прежние черепа при сдавливании медвежьми челюстями испытания не выдерживали и с первого раза, а вот череп Льва Николаевича не подводил, держался на сжатие и разрыв. И это всё при том, что, как указывает мемуарист, лёжа в снегу, "Толстой мог оказывать только пассивное сопротивление..." Пассивное сопротивление прокусыванию черепа удалось на все сто. "Зверь смог дать только одну замечательную хватку, прорвав верхними зубами щёку под левым глазом и сорвав нижними всю левую половину кожи со лба" Льва Николаевича. От дальнейшего ужаса медведицу предостергли крики спешащего на помощь к поедаемому писателю упомянутого Осташкова, который опытно прогнал медведицу с тела прозаика и убил её только на следующий день, безжалостно настигнув после погони.
Кроме удивления по счастливой крепости черепа Льва Николаевича, оказавшего пассивное сопротивление прокусыванию, стоит удивиться тому - куда ж шрамы то делись в последствии у Льва Николаевича? Скальпированный зубами лоб - это не спишешь на "почесался в бане". Короче, томлюсь в загадках. У настоящего Толстого должны были быть шрамы от зубов под левым глазом и шрамище от пришитой левой половины кожи лба. Сейчас с лупой иду по следу загадки. "Дело о графском черепе." Не пытался ли в своих воспоминаниях Афанасий Фет послать нам некий тревожный сигнал, тревожное предупреждение"?
Для любопытствующих: "Русский вестник", 1883, вып.205

[Лемодор]

Джон Шемякин о прислуге русских императоров:

При дворе русских императоров была особая каста, в которую было практически невозможно попасть со стороны: низшая дворцовая прислуга. Прислуга эта (лакеи, прачки, курьеры и полотёры) держалась чрезвычайно корпоративно. Во-первых, семейные традиции. Прислуга происходила из личных крепостных государя, там чужие не ходили совсем. Уровень самооценки был фельдмаршальский. Во-вторых, воровала эта прислуга по-чёрному всё, что можно было. Постоянно что-то свинчивала, пёрла и перепродавала. Скусывала, схлёбывала, упихивала и расхищала и без того похищенное у трудового люда.
Никто с ней справится не мог, с этой прислугой. Николай Павлович рукой махнул. Александр III смирился. Александр II их, кажется, даже побаивался. Всех строгих эти привратники и дворники крутили на известном интерьерном решении. Дворцовая полиция только руками разводила. Как, мол, брать Михеича? Он в пятом поколении дрова носит по спальным каминам в Зимнем, у него связей как у германского императора, только связи эти ещё надёжней и значительней!
На выборах в государственную думу 2-го созыва в подавляющем большинстве эта дворцовая прислуга, поколениями стоявшая в париках с подносами, выносящая горшки и натиравшая паркеты, проголосовала за партию социалистов-революционеров. За эсеров, по нашему. За партию священного революционного террора, устраивающую регулярные покушения как на самого императора и членов его семьи, так и на подручных министров, генерал-губернаторов и прочую публику, на которую. прислуга уж нагляделась-то вдосталь.

[Лемодор]

Джон Шемякин о выставке в Париже 1900-го года:

О чём бы я мог написать сценарий, если бы мог? О любимой белль епок. О Париже. О всемирной выставке в Париже 1900 года. О триумфе арт нуво, электричества, пара. О самообмане Европы. И о своём любимом эпизоде этой выставки.

Дело было в эпоху дремучего колониализма. Каждая из стран, кто желала, имела свою экспозицию в Колониальном отделе. В соседних павильонах - архитектура, наука, живопись, техника, рычат прирученные стихии огня, воды и воздуха. Человек терзает природу, приручает её, извлекает из её пасти ценности и смыслы. Эскалаторы, дизельный двигатель, тридэ в условиях 1900 года, движущиеся панорамы, русское кровельное железо на Соборе Парижской богоматери, пальма из чугуна, пирамиды из чего хочешь. Гром техники и трепет человеческого разума! А в Колониальном павильоне уютно, чем богаты, так сказать.

Папуасики, аборигены, страховидлы всякие и такие ещё, вон, скалятся, все в национальных костюмах, татуированные, рожи зверские. Страшно и маняще. Прыгают, воют, кружатся в чувственных танцах, экстаз первобытности, гориллы-убийцы, людоеды с Барнео мастерят какие-то свои людоедские пики, обкалывают камни для топоров, обгрызают ветки для стрел. У каждой витрины с решёткой пояснительная запись от учёных. Служители мастито объясняют зрителям, откуда кого привезли из экспонатов, что они там едят и как насчёт того-с прочего-с дела у черноглазых обстоят. Контраст неописуемый! Через дорогу троллейбус, вот и метро запустили в Париже, два вокзала, ажур чугунных узоров под куполом, хрусталь, искры, стальные балки звенят, выгнувшись, а тут вот те, кто, рано или поздно, под целебным воздействием жюль верна станут такими же как европейцы. Если не переубивают друг друга из-за вкусного костного мозга.

Во французском отсеке колониального рая сидели канаки такие. С Новой Каледонии парнишки. У хижин, крытых пальмовыми листьями, сидели по-островному и мастерили себе каменные наконечники, чесались, прыгали, а потом снова за наконечники, пожуют ветку, почешут голову и кремнем о кремень - огонь добывают. Поучительно смотреть. Вокруг Париж и медали за химию, а тут вот дети Тихого океана. Интересно, да.

Здесь в сценарии надо сделать красивое отступление и сказать, что канаки за стеклом прыгали настоящие, природные. Но никто из них наконечники для копий делать не мог и огонь высекать тоже. Потому как все эти канаки были сотрудниками французской колониальной администрации, которых мобилизовало французское правительство по случаю выставки - изображать из себя хрен пойми кого. По десять часов в день сиди без штанов у очага из булыжников и валяй дурака перед публикой со всего мира. А канаки и по канакски-то уже не говорили. Они по-французски говорили и имели техническое образование, потому как на Новой Каледонии французы вовсю добывали никель и марганец, которые прямиком шли на ощетинившиеся заводы Крезо, где сталь, пушки, секретная документация и смерть шпионам с дирижаблей.

Россия своего представительства в Колониальном дворце не имела, но навезла диковинок очень много. Целыми деревянными улицами. Целыми промыслами и ликёро-водочными составами. Канаки столковались с нижегородскмии ложкорезами ( тоже неплохо знавшими французский, потому как не в первый раз в Париже, а у некоторых и поступление в академию художеств за плечами). Балакали на французском о том, о сём ложкорезы и охотники за черепами. Не запирали ни тех, ни других, было о чём поговорить.

И вот выставка закончилась, а длилась она очень долго. Под выставку даже Олимпиаду вторую затеяли. Пять месяцев Олимпиада шла. Пришлось даже женщин на соревнования допустить, чтоб участвовали. Разжигали интерес к спорту через красоту и панталоны чуть ниже колен. Долго шла выставка, но закончилась.

Канаки потянулись за штанами и крахмальными воротничками, чтобы вновь стать колониальными администраторами и инженерами горнодобычи, а из министерства по колониям приказ: ехать канакам с пальмовыми листьями и каменными наконечниками в Бельгию, Данию и Германию. Там, значит, ещё повыступать. В рамках просвещения соседей о французском колониальном величии.

Канаки в Бельгии стали проситься домой, писали письма, которые робко протягивали сквозь прутья сочувствующему им уборщику. Уборщик относил письма новокаледонцев в почтовый ящик и отправлял в Париж. Из Парижа ответа не поступает и не поступает. Дания промелькнула. Вот и Германия. "Что, есть ответ, Куруку?", - спрашивает, дубася осточертевшим кремнем по пальмовому стволу Муруку. "Нет, нет ответа. Дубась, давай, бережнее, не в шахте, последнее бревно используем, а впереди Гамбург ещё с Бременом. Политическая обстановка нестабильна, немецкие калийные акции падают, возможны провокации ...", - отвечает товарищ, специалист по добыче марганца из кислых пород. "Когда ж это закончится? А? А?!" "Да змильзоля его знает, когда..."

В Германии канаки сбежали. Из поезда. В полном составе. Прихватили с собой последнее бревно и в чём были пошли на родину. На остров Новая Каледония. Тут в сценарии я оставлю место для воображения зрителей: каково было группе канакских интеллигентов в пальмовых листьях на голое тело шариться по насквозь промилитаризированной кайзеровской, марширующей в факельных шествиях, угарной Германии, готовящейся к смертельному прыжку? Как было туземцам в поисках своих, чуть было не написал, наших? В германском тумане, в полном кайзергейсте и дымном зареве Рура шли они со своим обгрызенным бревном на плечах, в юбках из пальмовых листьев и птичьими костями в пышных причёсках. Домой! Через Вестфалию, через долину Неандерталь. Через границы и маршруты движений дивизий и корпусов.

Потом канаки попали на пароход, который оказывается шёл не в Новую Каледонию, а в Ливан. Потом были странствия по Османской империи к Александрии и встреча с русскими. Всего не опишешь, короче, до того прекрасно.

А теперь закольцевать надо, да. Начал-то со сценария к фильму. На выставке 1900 года, на Exposition Universelle, по нашему, публике впервые был продемонстрирован озвученный кинофильм.

[Лемодор]

Джон Шемякин об экономических войнах России и Германии:

Не про сланцевый газ, а про Первую мировую. Очень много букв, опечаток и прочего фирменного стиля. Беременные, берегитесь.
С середины 19 века торговые соглашения строились в Европе на условии двухсторонних компромисов, причём "преимущества, оказанные третьему государству распространялись на договаривающиеся стороны "немедленно и безвозмездно".
Это была эра господства фритрейдерства. До 80-х годов 19 века Россия руководствовалась в отношениях с Западной и Центральной Европой т.н. автономным тарифом, базирующимся на равенстве условий: единая пошлина на импортируемые товары.
Для России с её "хлебной иглой", на которой она прочно сидела столетиями, настоящая война в экономике началась с введения Германией аграрно-протекционистких мер. Германия начала впервые в новейшей истории практику искусственного устранения конкурентов с аграрного рынка. Лозунгом аграрного немецкого протекционизма была защита национального сельхозпроизводства. Целью же была не столько защита национальных интересов, а наступление, подчинение и подавление экономики слабейших соседей-конкурентов.
Когда Германия начала свою тарифную политику, конечно, она усилила экономическую напряженность на континенте. Протекционисткие меры были введены, вслед за Германией, во Франции, Италии, России. В активное движение пришли страны, которые ранее не рассматривались как самостоятельные активные игроки на европейском рынке. Эти "нейтральные страны" стали активно использовать плоды от фиктивного импорт-экспорта продукций экономически воюющих стран.
Что получила Россия от германских тарифных новаций? В системе русского экспорта 94, 4 процента составляли продукты сельского хозяйства, промышленные изделия составляли - 3, 5 процента, полуфабрикаты - 2,1 процента. На хлебный экспорт России уже давили США, Мексика, Аргентина, подключалась Канада.
Всё это заокеанское зерно стало поступать на европейские рынки, составляя конкуренцию русскому хлебушку. И тут, в разгар заокеанской зерновой экспансии, Германия, которая являлась крупнейшим клиентом российского аграрного сектора ( 50 процентов зернового импорта Германии составляло русское зерно, соответственно Германия потребляла 30 процентов русского хлебного экспорта), начинает строго адресованную против России тарифную войну. Войну, в которой нам было очень трудно выстоять и потому, что треть приходной части бюджета Российской империи приходилась на поступления от сельхозвывоза, и потому, что нам было мало что противопоставить германскому вызову с альтернативой технологических закупок.
Напомню, что все германские игры с тарифами начались при Бисмарке, который, как уверены многие, был активным сторонником союза с Россией и чуть ли не заклинал от конфликта с нами.
В чём выражалась германская стратегия выноса России с европейского рынка?
1.Немцы ставили во главу угла свои сугубо практические цели - создание самодавлеющей экономики, способной существовать в автономном режиме в случае экстраординарных обстоятельств достаточно долгое время. Помимо развития промышленности, скачками стало двигаться вперёд германское сельское хозяйство. С-х Германии развивалось как за счёт экстенсивного расширения площадей, так и за счёт интенсивной рационализации аграрного сектора.
2. С-х Германии стало переориентироваться на внешний рынок, вытеснение с внутреннего рынка импорта и наступление на экономики потенциальных противников. В 1879 году Германия впервые искусственно начала регулировать свой импорт, обложив ввоз иностранного зерна и пр. сельхоз продуктов таможенной пошлиной в 1 марку за 100 кг. Одновременно с этим Германия начала выкупать частные железные дороги у их хозяев в госсобственность. Целей у этой национализации было множество, одна из главнейших - возможность диктовать тарифы перевозок без согласования с кем бы то ни было.
3.Проценты от таможенных сборов шли немецким сельхозпроизводятелям для поощрения производства.
4.Для производителей и экспортных фирм правительство Германии ввело "вывозные премии".
Т.е. этап номер один. Повышаем пошлины на иностранное зерно, увеличиваем производство собственного, вывозим, пользуясь обстоятельствами, своё зерно на продажу (пока остальные не успели ввести у себя такой же протекционисткий парадиз), средства вкалдываем в дальнейшее удешевление собственной продукции аграрного сектора. Россия, как основной поставщик зерна на германский рынок, платит повышенные пошлины, деваться им, русским некуда, теряет в доходной части бюджета и впадает в определенную зависимость от экономических решений берлинского кабинета. Русские не вводят протекционисткие пошлины на германский ввоз машиностроительной продукции за неимением альтернативы. У русских индустриализация, им машины, станки, оптика и пр. очень нужны, а за свой хлеб они будут просто меньше получать, вкладываясь косвенно в развитие германского сельхозпроизводства.
В конце 70-х у России положение было практически безвыходное. Хлеб надо было вывозить любой ценой, бюджет трещал. Но Петербург ответил Берлину началом взимания торговых пошлин в золотой валюте. Таможенные сборы ( а ввозили к нам необходимые промышленные товары, в которых российская экономика нуждалась сильно) возросли с 25 процентов до 48 процентов. Естественно, что благоприятно на темпы индустриализации России это сказаться не могло, тем более, что позже России пришлось увеличивать пошлины сначала на 10 процентов, потом на 20 процентов по 108 статьям, потом ещё на 20 процентов по тем же статьям.
И тут уже начинается этап номер два.
1.В 1885 году германские пошлины на ввозимое зерно были повышены в три раза. А через два года - в пять раз. Россия ответила знаменитым покровительственным тарифом 1891 года. Общая сумма таможенных повышений на весь импорт возросла с 14, 7 процентов в 1877 до 32, 7 процентов к 1892 году. К началу 90-х годов Российская империя уже могла себе позволить выпуск "негерманской" промышленной продукции, опираясь на свои силы и силы негерманского капитала. Хотя, повторю, 20 процентов инвестиций в русскую экономику был все же немецкий.
Одним из наиболее ярких авторов протекционисткого тарифа 1891 года был Д.И. Менделеев. Кто из нас не зачитывался его фундаментальным трудом "Тарифный сбор или исследование о развитии промышленности в России в связи с её общим таможенным тарифом 1891 г."? С помощью цитат из этого труда было разбито немало девичьих сердец.
В своих "Заветных мыслях" Дмитрий Иванович записал незабываемое: "Существование государства, особенно его сила и движение вперёд, при условии значительных размеров страны и её населённости, немыслимы в обычных условиях без внутренней обеспеченности в производстве необходимейших товаров, не только потому, что в первой войне это скажется с великою силою, но и потому, что недостаточное развитие внутреннего производства необходимейших товаров...отнимает от жителей много условий возможности правильного роста богатства народного и ставит страну в тяжёлую зависимость от поставщиков этих необходимых товаров". Что здесь сказать? Стиль, близкий к Сумарокову и Хераскову, а содержание отчаянное. Россия - есть осаждённый лагерь, будем делать в этом лагере всё сами, чтобы было чем от неприятеля отбиться. И это не какая-то издевка с моей стороны. Автаркия как способ существования (пусть автаркия и в сглаженной форме) - это путь очень жёсткой индустриализации, я бы сказал, жесточайшей по отношению и к материальным ресурсам страны, и к её обитателям с их нематериальными устремлениями. Наша страна стала заложником собственного могущества и даже величия, имеющего в экономическом фундаменте комплекс: основательное, но дико отсталое сельское хозяйство, отсутствие подоходного налога и, следовательно, массу налогов косвенных, огромный военный бюджет и потребность в ускоренном промышленном развитии в недружелюбном окружении. Добавим к этому нерешённый аграрный вопрос и социальную напряжённость как в деревне, так и в индустриализирующихся центрах. Эксперимент величайшей сложности разворачивался, тяжело лавируя между войнами, революциями и архаикой псевдо-дворянского управления.
Менделеева привлекли к разработке таможенного тарифа почти случайно (это особенность наша неизбывная, её обсуждать не будем: в Сбербанк набирают методом перебора близких знакомых, в Ашан поманивают пахлавой и накрывают таджиков сеткой, Менделеев просто зашёл в гости). "В сентябре 1889 года заехал по-товарищески к И.А. Вышнеградскому, тогда министру финансов, чтобы поговорить по нефтяным делам (Дмитрий Иванович умел глядеть в будущее, согласитесь: заехал по-товарищески к министру финансов поговорить просто о нефтяных делах... Сколько бы сейчас людей согласилось оказаться на месте Дмитрия Ивановича, чтобы по-товарищески так, по простому, заехать да и поговорить про нефтяные дела хоть бы и к министру финансов)...И он предложил мне заняться таможенным тарифом по химическим продуктам и сделал меня членом совета торговли и мануфактур.." - писал впоследствии предприимчивый учёный и общественный деятель. Читаем далее: "Живо я принялся за дело, овладел им и напечатал этот доклад (доклад о таможенных сборах, не имеющий прямого отношения ни к мануфактурам, ни к химии) к рождеству..." Дальше Менделеев несколько скромничает: "Этим докладом определилось многое в дальнейшем ходе как всей моей жизни, так и в направлении обсуждения тарифа, потому что цельность плана была только тут ( т.е. только в докладе Менделеева)..." И сразу к Дмитрию Ивановичу потянулись всякие единомышленники, о которых он пишет скромно, но достойно: "С.Ю. Витте сразу стал моим союзником, за ним перешли многие другие".
Как вам сказать, повышение таможенного тарифа в таких объёмах - это не предложение дружбы. Это, если не начало экономической войны, то ультиматум, требующий от Германии уступок.
2. План русского таможенного возмездия начал реализовываться. Мы надеялись, что Германия пойдёт на уступки, мы считали такое повышение тарифов временным, мы очень зависели от германского фактора, который во многом определял наше положение на мировом рынке. Сравнительные цифры я уже приводил - там всё понятно без слов.
3. Германия на уступки не идёт, Вышнеградский пишет царю "В товарообмене между Россией и Германией все преимущества находятся на стороне последней". Меры, проводимые Германией: "исключительно колебавшие доверие к нашему финансовому положению, повлекли за собой падение вексельного курса".
4. Потерпев неудачу в экономическом давлении на Германию, Россия в год принятия протекционисткого тарифа вступает в военный союз с Францией.
Этап номер три.
1. Германский ответ на русские тарифные демонстрации последовал мгновенно. 1 февраля 1892 года вступили в силу договоры Германии с Австро-Венгрией, Бельгией, Италией, Швейцарией. Этим странам Германия пошлины на зерно снизила. Швейцарии снизила, России - нет.
2. Аналогичное понижение пошлин ( а некоторым странам вообще было предоставлено право беспошлинного экспорта) Германия допустила для Швеции, Норвегии, Дании, Нидерландов, Греции, Турции, Мексики, Аргентины. И внимание! Внимание! Снижение пошлин было сделано для Англии, Франции, США, Сербии. Но не для России. Таможенные льготы получили Испания и Румыния! Но не Россия! Колониальные владения Франции, Испании, Португалии, Голландии, Бельгии получили немецкие льготы на ввоз сельхозсырья. Конго получила, Индонезия, Кюрасао, Вьетнам! Но не Россия!
3. Прижав к груди доклад Менделеева, Россия оказалась вообще вне германских внешнеэкономических соглашений. Между Германией и Россией вообще не стало никакого торгового договора.
Вот начало русско-германской войны.
Что называется, фактической, холодной, бескровной и беспощадной.
Этап номер четыре.
1. Германия повышает пошлины на ввоз русского зерна ещё раз. Теперь пошлина равняется, по данным Минфина России, 100 процентам стоимости русского хлеба в местах его производства.
2. Россия полностью была выбита с германского продовольственного рынка как серьёзный игрок. В 1893 году вывоз ржи упал с 50 562 тыс. пудов ( 1891 год) до 13 656 тыс. пудов. За один год экспорт русской пшеницы упал с 54 318 тыс пудов до 42 210 тыс. пудов.
Рынок Германии поделили США, Аргентина, Румыния, Сербия и Болгария. Две заокеанские фантасмогории, два потенциальных сателлита и Сербия. Т.е. две заведомо нейтральные страны (в случае войны), две фактические союзницы и Сербия. Свой план автономного снабжения продовольствием, вытеснения потенциального противника и т.п. Германия выполнила полостью и в сжатые сроки.
3. После этого всего, бои приняли затяжной характер. Россия закрыла для германских товаров Финляндию, Россия увеличила ластовый сбор с германских судов за причал в русских гаваней - с 5 копеек до рубля. Немцы подняли таможенные пошлины на русские товары (все русские товары) до 50 процентов их стоимости.
Всё сгладила несколько русско-немецкая торговая конвенция и русско-германский торговый договор, заключённый сразу после поражения России в войне с Японией. Уступки со стороны Германии были минимальны. Через год после русско-германского торгового соглашения, Россия скрепя сердце вступила в союзнические отношения с Великобританией. Её утолкали. Недомодернизированную, с гигантскими проблемами, с неэффективной системой управления, её запихнули на весь этот "Титаник", в третий класс, без шансов.
Мирное сосуществование на равноправных условиях Германской и Русской империй оказалось невозможным. Времена такие пришли, что суперхищники уничтожали хищников, прекрасная эпоха 1875-1914 годов заканчивалась навсегда.

[Лемодор]

Джон Шемякин о карме:

13 февраля 1692 года мои родственники поучаствовали в одном из самых радостных событий шотландской истории. Мы резали в составе других гостей клан МакДональдов у них же на дому. Нас позвали в гости, мы пришли, а потом зарезали хозяев. За дело, конечно. МакДональды были практически мятежниками, не хотели присягать новому королю, плюс мы им ещё денег были должны. Как тут удержаться от того, чтобы, попив и поев, не вырезать хозяев к чёртовой матери? Я и сейчас бы не удержался.

Часто вспоминаем это дело, одобрительно похлопывая друг друга по спинам. Мол, неплохо так тогда погуляли, а? - спрашиваем друг у друга. И сами же себе отвечаем: Да какой там неплохо?! Отлично выступили!

Резня в Гленко, послужившая основой для нездоровых фантазий писателя Мартина с его "Красной свадьбой", лютоволками, Старками и прочим заснеженным ужасом, для нашего семейства прекрасный повод вздохнуть, вспоминая славные денёчки.

И тут наступает момент рассказать о воздаянии за произошедшее.

Как это почти всегда бывает, воздаяние за грехи всего рода обрушилось на меня. Резали МакДональдов все вместе, а расхлёбываю последствия только я.

К огромному сожалению, вырезать весь выводок МакДональдов зимой 1692 года не удалось. Некоторые утырки вырвались из нашего весёлого хоровода. Затаились и размножились. Последствия? Главное последствие стоит напротив моего самарского дома и заливает округу канцерогенными запахами гамбургеров, роял чизбургеров и прочего ада. Это то, что я называю возмездие как оно есть. Резали предки МакДональдов - вот тебе миллион зажирелых пакетов под ногами, вонь, толпы под окнами и всякая такая кромешность. Насладись.

А теперь про взаимосвязь и злую иронию. Кто открывал этот элитный ресторан? Кто резал ленточку в коротких штанишках, хищно полосовал ножом с себя размером огромный торт и катался верхом на страшном клоуне Рональде, этой квинтэссенции зла? Кто купался в лучах проплаченной славы? Кто, раздувая младенческие, но чувственные ноздри, совершил первый в Самаре заказ "большой картошки" ? Правильно. Мой сын. Георгий Джонович. Прямой потомок всклоченных упырей, резавших МакДональдов 13 февраля 1692 года. Вот что такое историческая взаимосвязь в моей семье.

И как после всего этого оставаться в разуме?

[Лемодор]

Джон Шемякин о начале Первой мировой войны:

30 июля 1914 года ( Франция не объявляла даже всеобщей мобилизации, а, напротив, отодвинула свои войска от границы на 10 км, послав нам телеграмму "крепить мир") Берлин предложил Великобритании оставаться нейтральной, если Германия не будет нападать на Францию, а ударит только по России. Британское правительство с гневом отбросило германские условия как бесчестие! "Мы не могли бы обсуждать даже и сделку за счёт Бельгии", не то, что за счёт наших остальных замечательных союзников.
1 августа ( в день объявления войны Германией России) министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей вызвал посла Германии в Лондоне Карла Лихновского и предложил следующее: Англия сохраняет нейтралитет, если Германия пообещает не нападать на Францию, а нападёт только на Россию.
Вы разницу чувствуете? Ощущаете её?
Этот шаг Грея в Берлине встретили в положении полуприседа от радости.
Многие ведь до сих пор не верят в то, что у России был реальный шанс остаться один на один с врагами. Франция ведь тоже ожидала нападения на себя, она не хотела объявлять войну Германии и Австрии из-за русско-германских противоречий и каких-то сербов с их манией величия. А по плану Грея всё выходило чудесно. Россия уже воюет. Франция только мобилизуется, Германия даёт гарантии ненападения на Францию, Англия объявляет о своём торжественном нейтралитете. Немцы и австрийцы раскатывают Российскую империю, используя германские силы, забронированные на западе, перебросив их на восток. Или не раскатывают, а погрузятся в изматывающую мясорубку на востоке.
Кайзер был в восторге! Франц-Иосиф, проинформированный из Берлина об иницитативе Лондона, тоже взбодрился до крайности. Петербург несколько растерянно молчал. Франция в лице своего посла Камбонга ограничилась указанием на то, что в случае победы над Россией, усилившаяся Германия всё равно нападёт на Францию и тогда Лондон будет ждать (будет Лондон ждать, да) возмездие от победившей Германии или победившей Франции. Что там за возмездие посол не уточнял. Понятно, что никакого возмездия от двух обескровленных государств Британии не грозило бы минимум лет десять.
Повторю - Франция не собиралась сама начинать войну с Германией из-за русско-автрийско-германских противоречий. Франции нужно было нападение Германии или на неё саму, или на Бельгию. Англия предложила решить вопрос за счёт перенаправления сил рейхвера на восток, сохранения нейтралитетат Бельгии и, соответственно, своего полного невмешательства.
Так всё удачно! Тонко, по-европейски.
Как всегда, свою чудесную партию на ударных сыграли немецкие военные. Они изловили радующегося кайзера и объяснили, тыча пальцами, что по плану ( по немецкому, самому лучшему плану на свете) первый удар должен был нанесён по Франции с обязательным вторжением в нейтральную Бельгию. Иначе, говорили генералы, это что за война такая получается? Не на два фронта, без нарушения международных норм, неинтресная война будет! Плюс нам план придётся переделывать.
Мольтке-младший даже пригрозил кайзеру своей отставкой, считая что день перемены плана войны будет гибельным для Германии. Немецкие генштабисты гурьбой носились за германскими политиками (некоторые политики даже думали прятаться от генералов), тряся папками и выкладками. План -то под угрозой! Такие сцены мы можем легко представить, посмотрев советские фильмы про сдачу цементного завода под Новый год с обязательным актёром Ульяновым в главной роли. "Ты мне рыцарский крест на стол положишь! Если хоть на день план сдвинешь! Понял, Федосеев, твою мать?!"
В тяжёлым сердцем Берлин ответил отказом на предложение Лондона. Немцы, потупясь, сказали, что всё же будут нападать на Францию, что нет сил удержать это естественное желание, лежит такая розовая, такая вся в истоме, распутная, как не напасть зольдату на такое великолепие?! И на Бельгию нападут! Потому, что по плану! И ещё потому что Бельгия тоже аппетитная такая.
Грей получил отказ из Берлина, собрал всех членов кабинета на уик-енд и сообщил, что воевать, наверное, придётся. Пригласили на встречу членов британского парламента, готовых голосовать за войну ( их не было большинство). Члены парламента готовы были начать душить Грея прямо в кабинете, но тут на открытии сессии парламента в зал вошёл неприметный человек и сообщил, что германские войска только что вторглись в "маленькую, бедную, обиженную Бельгию". 3 августа британский кабинет решил объявить войну Германии, используя мотив (подчеркну) защиты Бельгии. Три министра британского правительства немедленно вышли в отставку в зак протеста против такой несправедливой войны. Из-за какой-то там Бельгии. 3 августа в Берлин послали ультиматум британской стороны. Что было в британском ультиматуме? Требование прекращения войны с Россией, требование гарантий для Франции? Нет. В ультиматуме было требование соблюдать нейтралитет Бельгии. И всё. На этот сентиментальный ультиматум Германия даже не ответила, потому что у немцев был всемогущий и жестокий план! И только 4 августа Грей отправил в германское посольство письмо о том, что Великобритания находится в состоянии войны с Германией. Понимаете, письмо он послал, ладно под дверь не подсунул. Никаких нот, никаких волнующихся и плачущих послов ( как было у нас с Пурталесом). Письмо направил, расстроенный был.
Вот с такими союзниками мы поехали бить городских. Естественно, за счастье такое надо платить и к 1917 году Россия была должна союзникам 17 годовых бюджетов российской империи. Которые большевики платить отказались, негодяи.

[Darya]

Ох и вкусно же пишет!
Не могу не восхищаться!

Спасибо, ув. Лемодор!

[Лемодор]

Джон Шемякин о либерализме:

Либералы пришли к власти в империи Габсбургов в конце 60-х годов 19 века. После двух унизительных поражений в войнах с Францией, Сардинским королевством и Пруссией. На пороге развала империи, растерянности и общего упадка.
Когда либералы добились избирательных прав для подданных Франца-Иосифа, когда народ стал выражать свои политические мечты и социальные устремления через голосование, то первым делом, выбрал в Вене бургомистром человека по фамилии Люгер. Такого антисемита и популиста, сторонника народной простоты и всеобщих спевок на лужайках, что император, нарушая все демократические установки, этого бургомистра попёр, не допустил до управления городом, в котором 10 процентов, например, евреи были. Фрейд по этому поводу очень радовался. Через сорок лет Фрейда из этого города выкупит Мария Бонапарт, внучатая правнучка Наполеона. В буквальном смысле выкупит, за деньги.
Естественно, что все-все либералы возмутились. Как и народ. Это ведь попрание свободы выбора. И через два года Люгер стал-таки бургомистром. Но к тому времени народ в демократическом порыве, организованном либералами, насочинял себе целый букет национально-христианско-социалистических партий, проведя их в парламент. Так что Люгер на общем фоне закипающего народного мозга смотрелся как-то даже скучновато.
Либералов народ перестал выбирать первыми. Хотя либералы очень старались и даже водопровод построили, создали нынешнюю Вену, пустили трамваи, победили эпидемии холеры и обустроили парки. Организовали либералы народное образование, кассы взаимопомощи, сказали публично, что и мадьяры, и даже чехи - это люди хорошие. Много чего наделали, даже с избытком. Зашифровали на главной улице Вены всю мировую историю, например. Парламент - он должен быть в греческом стиле, ратуша - в готическом, университет в стиле Ренессанс и так по списку. Идея-то красивая, как и нынешние евро с их архитектурно-стилевыми номиналами.
Либералы были образованные, хотели нравится истории.
Красота и смыслы народу тоже нравились, но не так, конечно, как призывы к единому германскому духу, всемерному сплочению в мощных рядах и вагнеровские громы про Зигфрида, "обладающего единственной великой добродетелью - германской силой!"
Потом народ стал говорить, что империя - это хорошо, а либерализм - это не очень хорошо, так как не даёт народу ощущения единства. А ощущение единства народу даёт общая вера, общий язык и единый миф о великом предназначении.
Потом народ немного помаршировал, потом повоевал, потом пометался, а потом встретил, наконец, цветами того, кто дал им единую веру, единый язык, единую идею о предназначении. И народ снова замаршировал и стал петь. Потом этот народ стал воевать снова. Потом этот народ бомбили другие народы, у которых тоже было предназначение и больше самолётов. Потом этот народ стал тихим и добрым. Но снова упорно выбирает тех, кто говорит, что народу нужна единая вера, единый язык и идея о предназначении.
Не народ плохой. А либералы. С их девизом: "Знание делает свободным!" Ведь фраза "Wissen macht frei" - это лозунг великого немецкого Просвещения.
Махт фрай, как оказалось, много что ещё: терпение, например, махт фрай не менее эффективно. В Вене, например, решили, что и труд отлично делает свободным. И австриец Лоренц Диффенбах так и назвал свой роман: "Труд делает свободным". А в церкви говорили, что "Истина делает свободным". Но что такое истина, где она, в церкви говорили тускло. Идея труда для Вены оказалась ближе как-то. В Европе "труд как яркое наслаждение" вообще фишка германская.
Когда либералы с народом общаются в манере приехавших в деревню столичных учителей-исследователей, зажимая платками носы, народ выбирает в сельсовет не либералов, конечно. А тех, кто веселее либералов, позадорней. Кто с пониманием...

[Лемодор]

Джон Шемякин о телефоне русского императора:

Сейчас пойдёт разговор о, например, июльском кризисе 1914 года. И это ещё многим повезло, потому как могу я сейчас завести речь про мегалитические сооружения.
Чтобы такого написать, чтобы сразу ошеломить незаинтересованного читателя?
Напишу-ка, сославшись на "Воспоминания" министра иностранных дел Сазонова (публикация 1927 года), вот что: в Петергофском дворце, где в июле 14-го жил государь-император, был один телефон ( ОДИН ТЕЛЕФОН ). Страна движется гибельными прыжками к началу войны с Австрией и Германией, позиция союзников не до конца определена, катавасия с принятием решения о том, какую мобилизацию проводить, в самом разгаре. Дирижабли на вооружении, дредноуты, аэропланы, бронеавтомобили. У безоговорочного властителя Российской империи в Петергофском дворце стоит единственный телефон. И знаете, где этот телефон стоит? В кабинете государя? Нет. У адъютантов? Нет. В спальне? Нет.
Единственный телефон в разгар кризиса, на пороге многомиллионной человеческой жертвы прогрессу империализма, стоит в комнатке камердинера. Внимание. Под лестницей. В комнатке камердинера, под лестницей стоит аппарат, по которому могут звонить военный министр, министр иностранных дел, нач. Генштаба.
И для разговора с ними государь иногда (!) спускается в комнатку к камердинеру. Т.е. понятно, да? Отношение государя к своему кризисному штабу (Янушкевич, Сухомлинов, Сазонов) понятно? Он с ними разговаривает по телефону, спустившись в комнату дворцового камердинера. Спускается под лестницу, чтобы поговорить с министром иностранных дел. Вернее, с министром он по телефону не любит разговаривать, министр не нравится императрице, императрице нравится Янушкевич, который звонит государю, государь спускается в каморку под лестницу, нач. Генштаба просит принять министра иностранных дел. Такой комплементарный механизм принятия решений. Когда ситуация менялась почасово, а иногда и поминутно.
Я вот только не знаю, а камердинера просили из комнаты выйти или разговоры о судьбах четырёх империй, нескольких королевств и одной республики велись при нём, при камердинере? И чем занимался камердинер в эти минуты? Моя фантазия рисует разнообразные картины на сей счёт. Вот я, в образе камердинера, благославляю государя на ратный подвиг, вот я приплясываю со шваброй, вот я смешно изображаю Франца-Фердинанда, вот я прыгаю лягухой пред августейшими очами, вот я марширую на месте, совершая весьма ловко повороты кругом, пугливо ем сайку, отвернувшись к окну, пока Николай Александрович разговаривает в полутьме по аппарату голосом человека, "не привыкшего говорить по телефону".
В сообщении использованы:
1.Сазонов С.Д. "Воспоминания", 1927. С.244-245.
2."История дипломатии" Т.2 М.,1945. С.794-795.
3. "Происхождение первой мирвой войны".
4. "Список придворных чинов на состояние к 1916 году".
Вся эта история с единственным телефоном у камердинера - она мелочь. Мы люди с пониманием. И камердинер - не дворник Михееич. И то, и сё.
Но все страшное, во что мы погрузились на десятилетия, началось в символическом смысле из голоса в телефонной трубке в комнатке под лестницей. По этому телефонному проводу был отдано через посредника устное распоряжение государя начать всеобщую мобилизацию русской армии, что означало неизбежную и ненужную войну.

[Лемодор]

Джон Шемякин о первооткрывателе политэкономии Уильяме Петти:

Читаю биографию эталонного Пончика. Т.е. героя, прилетевшего на Луну с эталонным Незнайкой и начавшего своё дело честным и чистым предпринимательским инстинктом, вызывавшего у меня шквал симпатий и одобрительных комментариев.
В биографии, которую я читаю, Пончика зовут Уильям Петти. Сын какого-то суконщика, родился в Англии в эпоху Дартаньяна. Убежал Петти на флот, там ему сломали ногу и выкинули в бессознательном состоянии на французском берегу. Петти дополз до каких-то сердобольных французов, на первые деньги, которые он заработал рассказом о веселом приключении с ногой, купил себе, не поверите костылики. Которые, кстати, продал с выгодой, когда нога, несмотря на старания тогдашней медицины, зажила. Но столкновение своё с медициной не забыл.
Потом завербовался к иезуитам, притворился неграмотным, попросил обучить мудрости. Естественно, иезуиты, как волки смотревшие на английский протестанский берег, запрыгали от радости - такой симпатичный калека! он будет нашим человеком!
Греясь у иезуитов, поражая их просто нечеловеческими способностями к языкам (ещё бы, латынь-то он ещё в Англии выучил), Петти в перерывах между охмурением псов Ватикана, спекулировал морской солью, которую аккуратно выпаривал на листе, легко дыша полной грудью бризом Ла-Манша.
Соль бережно ссыпал в мешочки и закапывал на черный день. День вскоре настал - архиепископ, управлявший деревухами у побережья, ввел дополнительный сбор за соль с крестьянства. Тут на порогах убогих хижин появился причесанный Уильям со своими мешочками. Пока слуги церкви гоняли крестьян от побережья, Петти устраивал бартерные сделки с местными. Когда его подлавливали, Петти показывал всем скромную бумажку, в которой значилось, что Вилли - сотрудник иезуитского центра. Ну, понятно, что написано там было другое, но люди церкви были не чужие, все понимали. Тем более, хроменький, глазки умные, одет опрятно, его отпускали, не замечая трех гусей, перекинутых через плечо вундеркинда.
Набранное с крестьян добро 15-летний Уильям сноровисто таскал по кабакам, рынкам и горожанам, капитализируясь на глазах. Потом у иезуитов пропала три секретных атласа Южных морей, с которыми, по стечению случайных обстоятельств, исчез и сообразительный калека, отбросивший и продавший по дороге давно ему уже не нужные костылики.
Вынырнул Петти в Англии. Атласы пригодились, приняли Петти на военный флот, чтобы он занимался морскими картами и дальше. Используя интересные иезуитские наработки.
Но Петти порисовал карты, посчитал градусы и сдернул из Адмиралтейства в Париж, в котором был принят секретарём к знатному философу Гоббсу.
Покинув и Локка, Петти устроился в Оксфорде. Где изучал все, что только можно и к 24 годам стал и философом, и доктором и проректором.
Тут в Оксфорде повесили одну симпатичную женщину. Петти, как молодой Хаус кинулся к гробу, чтобы ухватить тело повешенной и продать его, тело, значит, своему же любимому колледжу. В трупах тогда медицина нуждалась очень сильно. Трупы казненных были очень ценным товаром. И Петти за товаром приехал. Слава богу, что не один, а с сопровождением. У трупа целая свора медиков устроила безобразную сцену с делёжкой трофея. Петти, пока доктора таскали друг друга за жабо, подошел к трупу и говорит: "Товарищи! А покойница-то, того, жива! И она теперь моя! Я её буду лечить! Лекарствами и беседами!"
Стал лечить Петти недоповешенную Энн Грин. Всё тщательно записывал, обтирал её, поил бульоном. Утешал. А попутно выпустил афишу о чуде, прямым организатором которого он был. Ничего себе, покойницу оживил - вот так доктор! Публика повалила к такому эскулапу валом. Из Лондона приезжали. Петти всех лечил за приличные гонорары, приличные гению оживлений. Деньги не пропил, не прогулял, а вложил в рекламу. Заказал у журналистов столичных статьи о себе и книжку выпустил. Что-то вроде "Искусство оживления повешенных в изложении достославного медика У. Петти на основе лично проведенного воскрешения прекрасной преступницы Энн Грин". Люди стали собирать средства для ожившей. Часть денег Петти забрал себе за труды.
Потом была у Петти Ирландия.
Ирландию тогда англичане делили, все никак поделить не могли. Мешала ирландская строптивость и отсутствие подробных карт этого гнусного островка бунтовщиков. Петти, собрав деньги желающих, нанял землемеров и обмерил Ирландию вдоль и поперек, нарезал свободные земли аккуратными кусками, сопроводил комментариями. Бери - покупай! Такой риэлтор отличный из Петти вышел, что за деньги, собранные с желающих стать землевладельцами, он сам участки и выкупил. Не все могут ждать всходов, кому-то нужна срочная наличность. Вот у таких Петти и выкупал землю ирландских бунтовщиков, догнивающих на республиканских виселицах. Ирландия - это остров сокровищ, если с умом подходить и в составе оккупационной армии.
Стал Петти членом английского Парламента. Помощником и любимцем сына лорда-протектора Оливера Кромвеля. Проявил себя суровым демократом. Когда Оливер Кромвель помер, Уильям вспомнил, что республиканцем он был по принуждению, а так-то он чудотворный медик и верный короне патриот. После окончательной реставрации Стюартов занялся активно экономической теорией.
Его Карл Маркс очень высоко ценил. Выше прочих многих. Ведь Петти первым сформулировал идею прибавочной стоимости, сути земельной ренты и высчитал валовый нац. продукт в условной формуле.
Вот абзац, который заставляет замирать мое холодное сердце (можно пропустить людям с острой чувствительностью к количеству слов): «…какому количеству английских денег может равняться по своей стоимости хлеб, выставленный на продажу... Я отвечаю: такому количеству денег, которое в течение одинакового времени приобретает за вычетом своих издержек производства кто-нибудь другой, если он всецело отдается производству денег, т. е. предположим, что кто-нибудь другой отправляется в страну серебра, добывая там этот металл, очищает его, доставляет его на место производства хлеба первым, чеканит тут из этого серебра монету и т. д. Предположим далее, что этот индивидуум в течение того времени, которое он посвящает добыванию серебра, приобретает также средства, нужные для своего пропитания, одежды и т. д. Тогда серебро одного должно быть равно по своей стоимости хлебу другого; если первого имеется, например, 20 унций, а последнего 20 бушелей, то унция серебра будет представлять собой цену бушеля хлеба». Это всем нам прекрасно понятно и мы это называем сравнением прибавочных продуктов.
А вот формулировка Петти трудовой стоимости в чистом виде: «Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и доставить в Лондон одну унцию серебра в то же самое время, в течение которого он в состоянии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою естественную цену другого…»
Петти первым формулирует некоторые ценообразующие факторы, с которыми приходится считаться современным экономистам и маркетологам: влияние товаров-заменителей, товаров-новинок, мод, подражания, традиций потребления. Пончик-то в этом толк понимал.
Еще Пончик был одним из организаторов английского научного Королевского общества, автором методики государственной статистики.
И сообщил миру поразительную вещь - люди - это тоже капитал, а не какие-то там подданные или быдлоган (кроме адвокатов, священников и поэтов - этих Петти считал паразитами в чистом виде). И людей надо капитализировать всемерно, развивать их навыки, способности и даже желания. А не просто по сычиному зырить на них с сухого государственного сука справедливости и финансовой дисциплины.
Материальное богатство Англии Петти оценивал в 250 млн. фунтов стерлингов, но к этому предлагал добавить денежную оценку самого населения в размере 417 млн. Эта парадоксальная идея глубже, чем может показаться на первый взгляд: Петти искал способ как-то оценить размеры личного элемента производительных сил — трудовых навыков, сноровки, потенциала развития техники. За это Маркс называл Петти - "нашим добрым приятелем", "умницей и бескопромисным талантом".
В конце жизни Петти, трижды отказавшись от предлагаемого им королем пэрства, полюбил приезжать на берег и смотрел на море, пересыпая песок из руки в руку. У ног его лежал костыль.
Позже Маркс назовёт Петти "экономическим Колумбом, первооткрывателем политической экономии". Дедушку политической экономии, как мы прекрасно знаем, сначала убили в засаде, от которой он отбивался шпагой и кинжалом, а потом по приговору суда телу дедушки политэкономии ( Антуану Монкретьену де Ваттевилю) пришлось пострадать отдельно: кости размолотили жерновами, тело сожгли, пепел развеяли. Политэкономия тогда была интересной наукой, вызывала много споров, дискуссии были живыми.
Отказ от пэрства не помешал Петти стать родоначальником графов Шелбернов и маркизов Лэнсдаунов. Живительным корнем всех этих будущих премьеров, вице-королей и министров. Потомков сына суконщика и пятнадцатилетнего калеки со способностями и живыми инстинктами нормального Пончика на нормальной Луне.

[Лемодор]

Джон Шемякин о пожаре в Зимнем Дворце 1837-го года.

Сгорел целый дворец, главная резиденция императора, здание, забитое людьми, приставленными к особе властелина для его охраны, выполнения поручений, обслуживания, для хранения и бережения. Для того люди были в Зимнем, чтобы с Зимним ничего не случилось. По идее, по здравому смыслу, по замыслу.

И вот, 17 декабря 1837 года дворец сгорает.

Хроника пожара.
Несколько дней до 17 декабря в Зимнем попахивало дымом. Не очень сильно, но явственно. Люди ходили по дворцу, принюхивались, но помалкивали.

Утро 17 декабря. Во дворец приводят рекрутов и нижних чинов, назначенных служить в гвардейские полки. Для осмотра поступившего набора во дворец приезжает брат царя - Михаил Павлович. Всего на первом этаже Зимнего собралось более 1000 парней из деревень и казарм - запах стоял такой, что по всему дворцу были пущены специальные скороходы с курительницами, в которых дымились какие-то благовония. Т.е. утром в Зимнем было полно ароматов самого разного свойства и происхождения.

В день пожара, запах дыма, стоявший в помещения несколько дней, усилился от "курений" и был "забит" "казарменным духом".

К 7 часам вечера дым стал не только доступен обонянию, но и заметен взорам. Камердинер флигель-адъютанта Лужина сообщает своему начальству, что из-под печи в адъютантской секции идёт дым. Лужин посылает известить начальника дворцовой пожарной команды, а сам бежит вниз смотреть, не находится ли очаг возгорания под адъютантской. Под адъютантской секцией располагался пожароопасный архив. По команде Лужина дверь в архивную выбивают, огня не замечают, спускаются ещё ниже. Под архивной находится некоторая лаборатория. В лабораторию эту ломятся дворцовые пожарные во главе со своим начальством.

Что за лаборатория такая? Смотрю - "Лаборатория находилась в небольшой со сводами комнате, где для приготовления лекарств устроена плита". Ничего себе, думаю. Целая фармакологическая фабрика на дому. Печь нужна с плитой, чтобы лекарства варить. Я как-то знаком с состоянием дел в фармакологии первой половины 19 века. Лекарств, требующих варки, с ходу не назову. Как и не назову причину объёма производства некоего лекарства на плите. А объёмы были очень приличные. Над плитой для варки лекарств установили по немецкому образцу вытяжной металлический шатёр.

По плану, шатёр был обязан высасывать из помещения запахи. Но шатёр установили так, что он ничего высасывать не собирался, "дурной запах (от лекарств, понятно) распространялся по всей комнате". Сотрудники лаборатории с неработающим вытяжным шкафом сделали что? Правильно. Они начальству докладывать не стали, что у них вытяжка не работает, а пробили в дымоотводной трубе вытяжного конуса незапланированную немцами-проектировщиками дыру.

Напомню, что дело происходит в лаборатории Зимнего дворца, а лекарства делают всё же не камчадалы какие-то, а люди, к варке лекарства допущенные, т.е. понимающие, по идее, какие-то закономерности.

И вот эти люди пробивают дыру, в помещении лаборатории становится значительно легче дышать. Запах лекарств со свистом уносится верх, в дворцовые глубины и лабиринты. И тут лаборанты-лекарственники понимают, что в дыру (вместе с раздражающими запахами) улетучивается и тепло от плиты. Сотрудники лаборатории стали замерзать в проветриваемом дырой помещении. Что делать при таком научном казусе?

Правильно! Заткнуть только что пробитую дыру рогожей и паклей. Как только запах лекарств сгущался, изготовители медикаментов, продавливали паклю и рогожу внутрь вентиляционной вытяжной трубы и наслаждались свежестью атмосферы. Когда свежесть атмосферы становилась нестерпимой, дипломированные провизоры затыкали дыру новой порцией рогожи и пакли.

Система получилась прекрасной и бесперебойной. Надышался лекарствами - паклю внутрь - свежий воздух - замёрз-новая порция пакли под рукой! Когда пакли и рогожи в трубе накопилось достаточно, она возьми да вспыхни. Примчавшийся днём трубочист, тоже дворцовый, полез на крышу, решив, что в трубе загорелась сажа. В трубу полетал металлический шар на цепочке, который пробил несколько "извёстных противопожарных перегородок" в системе дымоходов. Ну, когда шар летит по трубе к земле, а цепочку не придерживают, а только держат за конец, напряжённо гадая какой же она, цепочка-то, длинны, такое случается, что шар пробивает кое-какие немецкие изобретения насквозь.

К вечеру в трубе таинственной лаборатории задымило снова, но вломившиеся в тайную фармфабрику пожарные увидели, что печь не горит. А раз печь не горит, то и дым ненастоящий. Это же логика!

Дворцовые пожарные отправились в караульню и доложили по начальству, что дым имеет место быть, происхождение его неизвестно, но валит он из дыры в вентиляционной трубе и дело это сугубо по научной части, которую сыскать будет трудно, потому как вся научная часть уже разъехалась по домам.

Начальство дворцовых пожарных подивилось чудесам природы и поехало по домам к себе. Пожарные бдительно уснули.

Неугомонный флигель-адъютант Лужин кинулся по этажам в поисках государя. Никто другой его слушать не захотел. Царь с царицей уехали в театр. Лужин за ними. За Лужиным кинулся в ночь министр императорского двора князь Волконский. Поймал Лужина у входа в царскую ложу и сообщил, что ничего докладывать государю не нужно, что тема с дымом себя исчерпала полностью и подведомственные министру силы быстрого реагирования успешно справляются с незначительными последствиями.

Между тем, огонь, пробиравшийся по тлеющим перекрытиям от лаборатории вверх, пробился в заделанную ещё в предыдущее царствование трубу, забитую всяким сухим сором и обломками мебели.

Труба эта шла между капитальной стеной здания и деревянной фальш-стеной фельдмаршальской залы. Откуда взялась эта фальш-стена? Раньше фельдмаршальская зала была собранием двухэтажных отсеков для фрейлин и караулов легкой кавалерии, чтобы сровнять неправильность очертаний стены выровняли фальшивой деревянной стеной. В промежуток между ней и капитальной стеной огонь проник довольно легко, т.к. заброшенная труба была оставлена при ремонте с открытой вытяжной заслонкой. Деревянная стена стала тлеть и даже гореть.
Отдушины печей верхнего этажа тоже оказались открыты по случаю проветривания помещений. Вспыхнуло прямо под залой Петра Великого.

Царь с царицей в ложе театра смотрят "Влюблённую баядерку", Лужин тоже смотрит спектакль. И тут к Лужину из дворца прибегает дворцовый истопник с докладом, что фельдмаршальская зала, вы не поверите, горит!

Доклад истопник делал с "трудным лицом", что было замечено окружающими. Т.е. истопник дворца при начале пожара рванул в театр, для своевременного доклада. Опасался, что его опередят, так сказать. Лужин рвётся во дворец, в котором уже форменное пламя и обер-полицмейстер Кокошкин ( автор 8 параграфа "Наставления к распознанию признаков холеры, предохранения от оной, и средства при первоначальном её лечении", гласящий, что при холере" Не следует предаваться гневу, страху, утомлению, унынию и беспокойству духа").

Кокошкин говорит Лужину, зачарованно наблюдая за пламенем: "Надо немедленно предпринимать меры! Скачите и скажите обо всём государю!"

Рядом с обер-полицмейстером стоял изумлённый главный дворцовый истопник, начальник пожарной дворцовой команды и прочие участники ликвидации. Лужин мчит снова в театр. Государь выслушал приехавшего в театр Лужина и приказывает ( первый, кто отдал хоть какой-то приказ в этой истории- царь): "Поезжайте в первую попавшуюся пожарную часть и стягивайте все пожарные резервы к дворцу". Лужин едет в пожарную часть. В пожарной части никого нет - пожарная часть уже выехала к дворцу, потому что пламя стало заметно уже издали.

К горящему дворцу приехал, наконец, и сам император. Дело пошло! Император приказывает солдатам Павловского полка лезть на крышу и вскрывать её, что бы дать возможность огню рвануть вверх, а потом блокировать пламя внутри здания. Солдаты гвардии лезут на крышу через слуховое окно чердака, потому как двери на крышу заперты на замки, а ключей сыскать невозможно. Из слухового окна чердака, солдаты выползают по обледеневшим листам крыши и начинают ползти в сторону концертного зала, над которым им было приказано ломать крышу. Естественно, что с собой никакого инструмента нет, кроме "плохих ломов и тупых топоров", подобранных по пути (наверное, рабочие забыли при прежнем царствовании). Вскрыли несколько листов крыши. Тут к ним подползают и говорят, всё! уползайте отсюда, сейчас тут будет совсем нехорошо! Солдаты Павловского полка отползли.
Пламя в это время бушевало уже вовсю, потому как противопожарные стенки, разбивавшие Зимний по плану, были в своё время изрезаны для красоты ажурными арками и оконцами.
Потом началась череда подвигов и чудесных спасений. Люди, рискуя жизнями, спасали имущество. Одних материй было спасено 7 000 аршин. Спасали вазы, серебро, мебель, ковры. Отдельного слова заслуживают люди, перекрывшие путь огню в Эрмитаж. Я бы назвал их имена, но они неизвестны.
"Пожар, истребивший часть Зимнего дворца нашего, был случаем к новым изъявлениям усердия наших верных подданных...знаки их приверженности... нам драгоценней вещественных сокровищ изящнейших произведений искусств...облегчает для нас бремя забот и трудностей правления: ибо в сей любви мы видим залог и будущего благоденствия, и славы любезного отечества нашего".
Указ от 25 января 1838 года, подписано собственноручно "Николай".

Империя Николая погибнет при сценарном сходстве с зимнедворцовым пожаром через 79 лет. Империя, пришедшая ей на смену, погибнет при схожих обстоятельствах через 74 года.

Лаборанты, истопники, обер-полицмейстер, министр двора - они вечны. Как вечны и герои, спасающие из пожара чужое серебро и 7 000 аршин материи. И вечен флигель-адъютант Иван Лужин, бегающий в отчаянных поисках государя, который только один и может погасить,спасти и поблагодарить

[Лемодор]

Джон Шемякин о молочных сестрах и брате императора Николая.

Почему я внезапно вспомнил про пожар Зимнего?

Просто у императора Николая Павловича была кормилица. Когда маленький Николай Павлович нуждался в грудном молоке, ему из специальной деревни привезли добротную кормилицу Ефросинью Ершову, которая и выкормила нам на радость, врагам на страх нашего державного исполина.

Кормилицу не забыли. Назначили ей пожизненную пенсию. Приличную. Пенсию Ефросинья Ершова получала поквартально по 200 рублей за заход.

Женщиной она была молодой и пригожей. Нарожала себе деток, а императору, выходит, молочных сестричек и братика.

Братики и сестрички молочные друг о друге знали, не забывали. Император подкидывал сестричкам в деревню гостинцы всякие, деньгами пособлял. Когда сестрицы являлись во дворец поздравлять с каким-то очередным одолением ворога или с престольным праздником, Николай к сестрам выходил, раговаривал с ними весело, дарил их отрезами, бусами и конфетами. На выходе сестер ожидала ведомость. Распишись-получи. Сестры императора из деревни были очень рады такому обхождению.
Приходили в деревни свои (ну, приезжали - их на двоцовых экипажах развозили) и рассказывали с обстоятельностью про братца собравшимся слушателям. Естественно, что авторитет у сестер был огроменный. Помещики приезжали, посоветоваться, подарить что-то. Мало ли...

А вот с братиком молочным у Николая отношения что-то не сложились. Николай Павлович и так, и эдак, а нет, не строятся отношения с братиком.
Не очень любил Николая Павловича млаший молочный брат. Тоже Николай, кстати. Поздравлять не приезжал, от подарков отказывался, вел себя по деревенски дерзко.

Один только раз брат из деревни приехал к императору. Чтобы поздравить с Новым годом.

Вы уж поняли, когда он с Новым годом приехал поздравлять брата-император? Правильно, приехал брат Николай к брату Николаю аккурат на пепелище, оставшеся от части Зимнего дворца. Полюбоваться на родственное счастье. Брат крестьянский Николай похрустел валенками по черному от гари снегу, покачал головой над грудой спасенного из пламени добра, запрокинув бороду, поцокал языком под пробитыми и черными от гари окнами. "С Новым вас годом!"" - сказал. Получил 25 рублей от брата-императора и отправился к себе в деревню, оставивив царственного погорельца в некотором недоумении. Больше крестьянский Николай к императорскому Николаю не приезжал. Не заимел такой привычки.

Родственные чувства - они птицы вольные.

[Лукерья]

Джон Шемякин о молочных сестрах и брате императора Николая.
Почему я внезапно вспомнил про пожар Зимнего?
Просто у императора Николая Павловича была кормилица. Когда маленький Николай Павлович нуждался в грудном молоке, ему из специальной деревни привезли добротную кормилицу Ефросинью Ершову, которая и выкормила нам на радость,

Интересно...а ведь и правда - у всех Царей были молочные братья и сестры...как-то раньше мне в голову не приходило об этом подумать...спасибо!

[Лемодор]

Джон Шемякин о женщинах и цветах.

Почему все женщины радуются цветам? Абсолютно все! Не только больные и томные дамы, но и вполне себе здоровенные девахи-рубщицы мяса тоже радуются цветам, улыбаются, собирая под косынку кровавыми пальцами локоны цвета кремлёвского паркета. Ответ известен. И как всегда бывает в сложных случаях, ответ коренится в эпохе раннего палеолита.

Вот зима, люди раннего палеолита жмутся у костра, прикидывая кого бы сожрать из сидящих рядом. Потому что зима! Всем понятно, что жрать надо кого-то из женщин. Мужика жрать трудно, он здоровый. И в целом, нужный пока ещё для племени. А женщин можно было жрать почти безнаказанно. Новых найти была возможность, женщин всегда было больше, даже в раннем палеолита, женщины тогда не читали женских журналов, то есть были доверчивей как-то, смотрели на жизнь глазами оленёнка, а на снайпера Зигнатуллина. И вот вы, допустим, палеолитическая женщина, к которой приковано внимание всех обитателей пещеры. И вас раздирает буря чувств! С одной стороны, это очень приятно, что все на тебя смотрят, и даже вон тот, неприятный, в углу, тоже смотрит мужским оценивающим взглядом. С другой стороны, вы же не полная дура, вы же понимаете, что внимание - это не только приятно, но и очень ответственно. Что вас, возможно, прямо сейчас будут шумно догонять и безобразно есть. А вы только снегом обтёрлись, только пригладили тремя оставшимися пальцами брови, вам жить охота, вы ещё очень молоды. И дьявольски, просто дьявольски красивы! И вот выходите вы, вроде как в задумчивости девичьей, из пещеры, чтобы нестись скачками по сугробам прочь от семьи. А тут, батюшки, цветочек пробился через снег! Это значит, что весна наступила! Жрать в этом разе не будут! И вот вы кричите, радуетесь, нюхаете подснежник, подмышки, снова подснежник. И в глазах у вас расплескалась беспредельная синь неба. Возвращаетесь счастливая, с собранными в кулак цветками и понимаете, что жизнь удалась, в принципе. Что хрен вам всем, родненькие, а не обед из трёх мясных блюд!

[Лемодор]

Джон Шемякин о Чехове.

Что меня поражает в Антоне Павловиче Чехове?

Человек, создавший российскую городскую провинцию как культурную среду мирового значения, жил в настоящей провинции только до 19 лет. Жизнь его в Ялте - тоже не провинциальное сидение, царская резиденция в двух шагах, например. Работа после университета в Подмосковье провинциальной жизнью не назовешь, конечно.

Человек, вложивший в марево русской пригородной, безОбразной, неспешно текучей жизни каркас, описавший чаи, сады, сонную оторопь, ватные матрасы, душные кусты, пыль, хоры кузнечиков и гарнизонных офицеров, скуку, скуку, бу-бу-бу-бу-бу-бу, носился по жизни стремительно. От Казани до Сахалина, Цейлон, Гонконг, Сингапур, Европа. Можно ли, читая рассказы Антона Павловича представить, что автор был на Цейлоне? Я не был - для меня далеко и скушно, а он был. И не было ему далеко и уж, тем более, скучно на этом самом Цейлоне, вспоминал, что называется, с огромным удовольствием. И это тоже поражает в нём. У тебя неизлечимая болезнь, ты превращаешься из изумительного здорояка с румянцем и необузданными потребностями в свою тень, в портрет на школьной стене - трагедия, кровь из горла, кашель, лёгкие разъедаются каждый день, каждую секунду. Я бы уже от этого ощущения собственного повседневного разрушения загнулся, просто от представления своего распада. А Антон Павлович - нет, даже не помышлял загибаться. Жил точно, без истерик. Имение купил, школу построил. Расчётливо получая огромные по русским меркам гонорары, пошёл во время эпидемии холеры работать санитарным врачом. Вошёл в список из трёх тысяч самых богатых людей сто с лишним миллионной империи. Всегда был изящно одет, трезв, суров к русскому быту, в долг давать не любил, в Монте- Карло, в казино, играл, но аккуратно, сухо, всегда оставался в выигрыше, который всегда называл небольшим. "Зачем вы купили имение, Антон Павлович?" "Не надо же будет думать ни о квартирной плате, ни о дровах!.." Абсолютно британский, абсолютно нерусский ответ.