Годы уходят, сдаваясь усталости, хрусту сухого коленного хвороста… Только душа, неподвластная старости, не затихает в обьятиях возраста...(с) Сука, грустно мне.. И ничем эту грусть не разбить, не убить.. Словно камень, навалившийся на грудь..
Дык они уходят Всегда, коломбинка. Прям начиная с появления на свет- так идут и идут. Независисмо от усталости и состояния души. Ну и пусть себе идут. Что толку печалиться по поводу тогоо, чего не можешь изменить?
Илья Сельвинский Человек умирал Человек умирал на больничной койке. Был он профессор. Седой и старый. Дышал то бурно, то кое-как, А секунды на часиках почему-то стали. По нем ознобом бежал огонь, Отдирая костяк от мышц. И, как всегда бывает в агонии, Тело таило огромную мысль. В зубах, плечах, коленях - везде Все в нем клокочет, не хочет, сердится... А пальцы как будто держали в узде Какого-то зверя. Может быть, сердце. Вокруг стояли ученики. - А доктор где? - Куда смылся? - Ольга! - Что? - Одеяло накинь! Голос Ольги: - Не вижу смысла. О чем он думал? О, совсем не о том, Что, будь он ловчей по природе, Он стал бы не винтиком, а винтом, Членом коллегии или чем-нибудь вроде; И не о том, что по жизни шел, Медь находя или олово, Но так ни разу и не нашел Золото в конскую голову. Нет. Не об этом. Он вспомнил случай: Еще молодой геолог, Он спал в палатке во мгле дремучей Среди валунов ослизлых и голых. И вдруг очнулся. Не он - ястреб! Как он почуял в дремучей мгле, Что рядом лежит Счастье - Девушка девятнадцати лет? Днем они сталкивались на работе, Она улыбалась ему под час. Но полноч... в ней первобытное что-то, Космоса властный час! Сон и полноч. Две стихии, Где груз бытовщины уже невесом, Где крылья приподняты, как стихи, - Полночью можно все. Волосы пахли духами "Шанель". Чудесный запах... С весною схожий... Он сунул руку ей под шинель - И пальцы увидели блеск ее кожи. Но тут же громко подумал: "нет!" Отдернул руку и отвернулся, Утром опять полотняная улица, Добыча медных недр. И гордый дух его душу наполнил: Черт возьми! Не совсем одурел. Сколько лет он об этом не помнил И вдруг - вспомнил. На смертном одре. Вспомнил! Все! В последнем бреду, Как обличающую улику, Снежную, заревую улыбку, Голос ее, ее доброту. У валунарябого и голого Вдруг - царевна... Как волшебство! Ведь это и было в жизни его Золотом в конскую голову. А он не понял. Женился случайно Бог знает на ком. Почти без любви. И он подытоживает... Сличает... А хрипы в груди не хрипы - львы! Напрасно его усыпляет морфий: Слезы текут, и в горле клубок; Ведь только сейчас он понял, мертвый, Что самое главное - Любовь. Все равно какая - тихая, глубокая Бурная ли, что пройдет в одночасье, Фаустианская или лубочная, - Только бы счастье! Бегают нянечки... Плач голосистый... А он не смеет. На них. Смотреть. Ему было стыдно смотреть в глазницы Такой серьезной старухе, как смерть. Стыдно. И он опускает вожжи. А кто-то считает: пять... шесть... Всякая жизнь, какая ни есть, - Это мир упущенных возможностей. Нужно ль об этом в предсмертный час, Где доброе также безцельно, как злое? Н У Ж Н О! Ибо в могилу нас, Как мать на фронт, провожает Былое.
Во времени живя, мы времени не знаем. Тем самым мы себя самих не понимаем. В какое время мы, однако, родились? Какое время нам прикажет: «Удались!»?.. А как нам распознать, что наше время значит И что за будущее наше время прячет? Весьма различны времена по временам: То — нечто, то — ничто; они подобны нам. Изжив себя вконец, рождает время. Так продолжается и человечье племя. Но время времени нам кажется длинней Коротким временем нам отведенных дней. Подчас о времени мы рассуждаем с вами. Но время это — мы. Никто иной. Мы сами! Знай: время вне времен когда-нибудь придет И нас из времени насильно уведет, И мы, сваливши с плеч, как бремя, Предстанем перед тем, над кем не властно время. Пауль Флеминг