Blaze

Еще один невероятно красивый рассказ Фандора. Очень. Пока читала, улетела в него полностью.

«Дроп-зона» - это некий экспромт, написанный для конкретного человека и опирающийся на важные именно для этого человека якоря.

В рассказе используется техника двойной спирали.

ДРОП-ЗОНА

Веки мои плотно сомкнуты, но все равно в голове сплошное сияние - июльское солнце прорывается сквозь тонкую пленочку кожи, укрывающую глаза и топит меня в теплом золоте. Если веки чуть-чуть разомкнуть, то сквозь решетку ресниц проглянет бездонная голубизна неба... Неба, по которому клочками плывут нежные и ласковые летние облака. Так и кажется, что среди этих ангельских креслиц мелькнет крошечный силуэт стрекозки, деловито пыхтящей в попытке перебраться от одного белого островка к другому. Но на самом деле такой силуэтик со слюдяным венчиком на спине ползал по небу над моей головой неделю назад - сегодня я всего лишь возлежу на солнце возле открытого настежь по случаю обездвиживающей жары окна и впериваю свой взгляд не в свежую синь аэродромного неба, а в блеклый ситец полога, укрывшего мой родной мегаполис. И уж появление под этим пологом такой вот трудолюбивой стрекозки, воздымающей в небеса в своем гостеприимном чреве команду натуральных психов, подсевших на адреналиновый кайф и желающих сигануть с небес на кусочке тряпочки, связанной веревочками - это здесь, в центре огромного города, абсолютно невозможно. Над моей головой только время от времени продирается сквозь смог полицай - вертолет, пасущий безумное московское автостадо, теснящееся в каменных ущельях...

Тем не менее, из сегодня-и-сейчас на волне моей памяти я уношусь туда, в безумное сияние незабываемого летнего дня, и даже осточертелый звук отбойных молотков, грызущих асфальт где-то в соседнем переулке, превращается в моих ушах в ласковый стрекот цикад, обосноваавшихся в аэродромной траве, а порыв ветерка, врывающийся в проем распахнутого окна, кажется, несет не уродливую бензиновую гарь, а умопомрачительный аромат отработавшего в вертолетных турбинах керосина...
И я не один - в том золотом дне я не один! Я рядом с тобой, целый день рядом... Ты близко-близко - и это меня волнует... Волнует отчаяно, хотя я так же отчаяно пытаюсь это скрыть и вести себя независимо и солидно. Что уж тут поделать - ты не оставила мне иного выбора... Ты стала зомби...

Ты - зомби, потому что думаешь только о нем, хотя он недостоин и капли твоего внимания. Ты называешь его родным, хотя ничего, кроме боли, страданий и унижений он тебе не принес. Ты не понимаешь смысла слова "родной", как и не понимаешь смысла слова, которым я тебя называю в лицо: "зомби" - и мне жутко от той гадкой несправдливости, которая сотворена над тобой в этом мире... Ты даже не понимаешь, в чем эта гадость, ты рвешься к своему хозяину - ты не рабыня, не наложница. Ты хуже - ты ЗОМБИ... Твоя душа мертвеет на глазах...

Но в этом золотом дне, живущем в глубине моей памяти, я все равно счастлив. Счастлив вопреки всему, счастлив этому неожиданно выпавшему мне выигрышному билетику: я так и не понимаю, каким чудом мне удалось тебя - зомби без единой человеческой реакции - удалось вытащить сюда, на этот вольный ветер, под эту синь неба и золото июльского солнца. Ведь открытость мира - не для зомби. Это состояние опасно для мертвой души - и я поражен тем, что ты все же оказалась в этом волшебном дне вместе со мной. Со мной - вопреки всему, вопреки всем заклятьям, наложенным на тебя чужой волей, и я с надеждой ловлю в твоих глазах отблеск жизни. Твой внутренний враг, твой зомби, тянет тебя обратно, в город, тянет якобы на свидание с ним, - а на самом деле просто не позволяет тебе стать человеком, причем, по его приказу. Но свершается чудо - ты наступаешь этому проклятому зомби на глотку. Ты остаешься со мной... И, честное слово, ты на какие-то мгновения становишься человеком - даже когда явно боишься будущего прыжка и, время от времени, подходишь к тренировочной эстакаде и старательно прыгаешь с нее. Причем, я вижу, что тебе стоит немалых усилий преодолеть этот страх - а там высота всего-то полтора метра. Но я почему-то уверен: ты прыгнешь из открытой двери вертолета - прыгнешь просто и естественно. Потому что зомби твой враг и тебе надо его победить, и этот прыжок - шанс не подчиниться и быть хоть несколько минут человеком. И поэтому это и мой шанс тоже - ведь мне не нужен зомби, мне нужна твоя живая душа, которую только я и могу любить. Любить - это значит вместе открывать мир, вселенную. Вместе ощущать бесконечность времени и простор пространства, вместе радоваться жизни.

Мы рядом все время - близко, но я не касаюсь твоего тела: зомби на страже и бъет тебя током, когда прикосновение происходит случайно. И поэтому ты не представляешь еще пока, сколько радости могла б доставить тебе ласка моей руки - у меня нет сомнений, что произойди такое, позволь ты мне хотя б немного приласкать тебя так, как мне этого хочется, как я это умею - зомби исчез бы навсегда, издох бы, как злой дух, окропленный святой водой... Но зомби в тебе тоже это знает - и потому не дремлет. Он отталкивает нас, уводит твое тело от соприкосновений с моим. Но если б ты только знала, как оно, твое тело, волнует меня, как безумно мне нравится твоя восхитительная грудь, нравится с первого мгновения нашей встречи...

Мы на лётном поле уже целый день - и день этот соткан из солнца и ветра, тепла и свежести... А я рад излишне свежему ветру, который запрещает раскручивать свои лопасти-крылышки, превращая их в слюдяной круг, застывшей на взлетной полосе стрекозе, что должна вознести нас в эту бездонную голубизну и где мы вывалимся из ее гостеприимного чрева, отправляясь в двухминутный вояж обратно к земле, раскинув над головами белые купола. Мы не одуванчики - мы парашютисты-перворазники, а добрая стрекоза - это старина Ми-8, который видел-перевидел, таких как мы, на своем долгом веку...
Ему - копченому трудяге, возящему новобранцев на положенную по такому торжественному случаю высоту в семь сотен метров - совершенно наплевать, что в его чреве нынче на эту высоту взлетят не просто бренные тела - твое и мое... Туда, ввысь, в манящую голубизну, взлетит любовь. Но ты зомби - и ты не имеешь понятия, что такое любовь, а значит сегодня туда взлетит моя любовь... Моя любовь может только летать - и никак иначе. Без полета она хиреет и заболевает. Потому я так счастлив в этом июльском дне - счастлив бесповоротно и абсолютно, счастлив навечно. Этот день останется теперь со мной навсегда, а в нем - ты, и теперь тоже навсегда! Потому что теперь существует день, когда наши души взлетели к небесам и парили там, парили презрев страх. Ты не могла остаться там, в просторном небе, банальным зомби - существом с чужими мыслями и поступками, запрограммироваными злой волей хозяина. Ты была сама собой - и поэтому у тебя не было никакого страха. Ты выпрыгнула легко и просто, легко и просто пролетела по небу. В эти мгновения ты была человеком, и потом - по дороге домой - ласка твоих рук, впервые коснувшихся моих, была человеческой. Настоящей, подлинной лаской. Той лаской, которою я так долго искал в тебе. Искал - и, хоть и на краткий миг, но нашел...

Ты сказала: "Мы сделали это!" - зомби так сказать не мог... Ты была счастлива - и, честно говоря, мне вовсе не казалось, что ты рвешься побыстрей к нему. Да, ты как бы спешила - но спешила только потому, что обещала... Но кому ты обещала - ему или сама себе? Ну, и смешно сказать "спешила" по отношению к тому, кто возвращается заполночь - ведь мы с тобой оказались в городе лишь тогда, когда над ним сгустилась тьма и даже метро уже не принимало припозднившихся пассажиров, так, что нам пришлось добираться на отловленной на дальних подступах к городу "копейке", собрав по карманам остатки мелочи, которые сложившись, все равно не покрыли хлопот, потраченных на нас сердобольным водителем этого благословенного транспортного средства. И, соприкоснувшись ладонями и глядя на окружающий мир из окон старенькой легковушки, мы пили, как ароматный коктейль, густую тьму московской летней ночи, смешанную с искрами золотого света фонарей... А весь промчавшийся так быстро и тянувшися так долго золотой июльский день ты была со мной - со мной, черт побери, а не с ним! - и, клянусь, я твердо знаю, что тебе было очень хорошо! Хорошо со мной! И меня просто зло берет на тебя от того, что ты не хочешь знать, до какой степени хорошо тебе могло бы быть! Могло бы - если б ты открыла мне всю душу навстречу, позволила б излиться всему тому теплу, радости и свету, которые накопились во мне за долгие годы. Все это бесценное богатство могло бы стать твоим! Все это должно стать твоим! Я ненавижу тебя, за то, что ты позволяешь какому-то гнилому и темному чувству рабской зависимости командовать собой, позволяешь мертвецу-зомби побеждать в твоей душе - ведь ты, в отличие от большинства людей на земле, можешь глубоко чувствовать и глубоко любить. Ты умеешь принимать радость так, как недоступно ни одной душе человеческой - ты умеешь производить эту радость в себе. И на этом твоем радостном умении тебя и поимели - поимели "на всякий случай", "про запас", так и не поняв, к какому сокровищу прикоснулись. Но ответственность за это лежит не на нем - ответственность за это лежит целиком и полностью только на тебе! Это ты должна была понять себя! Это ты должна ценить это сокровище в себе - ценить и беречь. Как ценю и уважаю свое умение любить я сам. Я не позволил этому чувству потеряться, стать обыденным - я умел любить раньше, я умею любить сейчас, я люблю сейчас и я и могу, и хочу научить этому и тебя! Хочу научить жить так, что б твой мир был цветным и веселым, просторным и светлым, добрым и ласковым...

Я это умею - научись этому и ты!!!

Что будет с ним, если ты уйдешь от него?
А ничего - ты прекрасно понимаешь, что в нем ничего даже и не дрогнет. Кроме, конечно, явной досады, что рыбка с крючка сорвалась... Он найдет замену быстро и без особых хлопот. В конце концов у него есть и как бы жена...

Что будет с тобой, если ты уйдешь от него?
О! Тебе сейчас кажется, что это будет катастрофа - твой зомби кричит в тебе, что мол ты никогда больше не испытаешь этого счастья, которое однажды тебя посетило в присутствии хозяина. Но он - твой зомби - врет. Врет нагло и беззастенчиво - эта способность в тебе, а не в твоем хозяине. Это твое персональное чудо - оно управляется тобой и подчиняется только тебе. Ты имеешь его пожизненно - и ты можешь его растить и укреплять, ты можешь извлечь из этой своей уникальной способности любить куда больше удовольствия, чем тебе сейчас представляется, и он в этом тебе только помеха...
Что будет, если ты придешь ко мне??

Ты сделаешь счастливейшими людьми на свете сразу двоих - меня и тебя!!! Меня - потому что я единственный на свете человек, который знает цену тебе, твоему чуду, твоему умению радоваться и наслаждаться и который сам умеет это не хуже тебя. Я всю жизнь искал именно это, но мне встречались только кусочки, обрывки такого чуда... И вот наконец мне повезло, и я встретил того, кто может вознести меня на безумную вершину наслаждений. Ты знаешь, что эти слова совсем не пустые фантазии - я это уже испытал однажды, испытал всего лишь находясь рядом с тобой. Я схватил это от тебя даже несмотря на то, что тебе самой в тот момент было запрещено это чувствовать вместе со мной.

За мной должок - и это залог твоего счастья. Встретившись впервые с тобой, я получил от тебя заряд радостного наслаждения, получил без предупреждения и подготовки, в подарок, и получил лишь потому, что мы случайно оказались рядом, в одном пространстве. Сложившись с моим собственным внутренним чудом, этот заряд заставил меня существовать в нирванне целые сутки - восхититительные двадцать шесть часов... Но я не смог насладиться этим состоянием полностью, мне досталась только часть, которая, тем не менее, превзошла все, что я мог когда либо себе представить - оно, это состояние, предназначено двоим, а вовсе не мне одному. По-настоящему счастливым я становлюсь только тогда, когда мое счастье переливается в кого-то очень мне близкого - и я даже не могу представить, каков бы был уровень моего кайфа, будь ты со мной рядом в этом "полете к Венере"...

Само по себе такое сочетание наших внутренних кайфов - это чудо природы. Это уникально - это уникальней любого заповедника, любой природной красоты!

НЕУЖЕЛИ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ, ЧТО Б ЭТО ЧУДО НЕ СОСТОЯЛОСЬ????
НИКОГДА НЕ ПОВЕРЮ, ЧТО ТЫ СПОСОБНА СОВЕРШИТЬ ТАКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
ПРОТИВ ПРИРОДЫ, ПРОТИВ РАДОСТИ, ПРОТИВ ЖИЗНИ...

Там, в дроп-зоне, зоне прыжков с парашютом, мы были вместе, в одном небе... И я безумно рад за тебя - что ты это сделала! Что легко шагнула за порог двери, за которой нет ничего - шагнула не испугавшись, не дрогнув, позабыв все свои наземные страхи...

А потом я страшно перепугался - когда после своего приземления прочесал, не переводя дыхания, весь аэродром и так и не нашел тебя. Я действительно прочесал его весь! Промчался вдоль полосы, за полосой... Тебя нет!!! И меня обуял страх - с тобой что-то случилось!.. Ты висишь на дереве... Или лежишь поломанная в кустах и тебя придется искать в темноте... Это был настоящий ужас - потерять тебя... Потом, когда ты нашлась - неспешной походкой показалась из рощи, окружившей аэродром, - ты даже не поняла причину моей экзальтации. Я прыгал вокруг тебя, как щенок, и радостно молотил воздух своим невидимым хвостом, и лицо мое украшала дурацки глупая улыбка от уха до уха - безумное счастье видеть тебя целой и невредимой переполнило меня... А ты была спокойно-отрешенной - ты все еще летела по небу...

А потом была дорога домой... И были твои руки - руки человеческие, а не руки мервеца-зомби... И в них было то тепло, которое я так ищу, в котором так нуждаюсь...

ТЫ НУЖНА МНЕ!!!!!!!
ТЫ ОЧЕНЬ НУЖНА МНЕ!!!!!
Я НУЖЕН ТЕБЕ!!!!!
Я ОЧЕНЬ НУЖЕН ТЕБЕ!!!!
Я буду драться за свою любовь!

Драться со всеми мертвецами вселенной!
Прогони их сама - потому, что я все равно это сделаю, но если это буду делать только я один, это заставит нас обоих чувствовать боль. Я не хочу ничьей боли. Я хочу только радости...

ПРОГОНИ ЗОМБИ!
МЫ ВСЕ РАВНО БУДЕМ ВМЕСТЕ...
Веки мои все так же сомкнуты, и все так же золото июльского солнца меня слепит и греет...
Это был незабываемый день...

Этот день ты не забудешь никогда - ты будешь смотреть на солнце, и видеть в нем меня...
Ты будешь слышать стрекот кузнечиков - и вспоминать меня...
Ты будешь садиться в автомобиль на заднее сиденье - и вспоминать мои руки, протянутые к тебе...
Ласковый ветер, коснувшийся твоей щеки, будет тебе казаться прикосновением моей ладони...
В твоей власти сделать так, что б эти воспоминания не стали пустыми призраками - в твоей власти к этим воспоминаниям добавлять новые и новые радости... А мы еще раз приедем туда - в дроп-зону - и прыгнем вместе. Только не с жалких семи сотен метров - ведь это так мало! Мы взлетим на четыре тысячи метров, взлетим так высоко, что б в свободном падении, не раскрывая купол, лететь долгую минуту - и в этом свободном падении я хочу лететь с тобой рядом и касаться твоих рук...
Золото... июльского солнца... ласкает меня...
Купол неба... надо мной... бездонен... и свеж... своей синевой...
Ветерок шалит... прикасаясь к моему лицу... - как будто твои ладони ласкают меня...

<>Дроп-зона... Зона, где люди взлетают в небеса...

* * * * *
Из открытой балконной двери раздался требовательный вопль автомобильного клаксона и через несколько секунд хлопнула автомобильная дверца. Поставив последнюю точку, он решительно отодвинулся от компьютера и, помедлив мгновение, выкатился в кресле на балкон, в свежесть раннего летнего утра.
Сквозь балконную решетку он увидел привычную картину - в глубине двора фигура в ярком комбинезоне по хозяйски оперлась на капот приземистого, хищного вида спортивного автомобиля.

Щелчком замка соседская квартира ответила клаксону, затем раздались нетерпеливые шаги по лестничной площадке и заурчал лифт... В следующую минуту сонную тишину разорвал ржавый скрежет двери подъезда и по двору навстречу взгляду того, кто приехал в "Пуме", метнулся солнечный вихрь - такой же, как и у пришельца празднично яркий комбинезон, увенчаный копной огненно-рыжих волос.

В предусмотрительно открытую дверцу машины полетела сумка с парашютом, вслед за ней отправились очки и парашютный шлем, а сама девушка, взвизгнув, прыгнула в объятья ожидавшего ее мужчины, едва не опрокинув его. Две фигуры слились в долгом поцелуе...

Он смотрел на это сверху, с высоты своего балкона, дожидаясь, когда автомобиль мягким кошачьим прыжком рванет с места и скроется за поворотом. Когда это, наконец, произошло, он развернул кресло и, вращая руками большие колеса, вкатился обратно в комнату навстречу громкому и требовательному, как вскрик клаксона, скрипучему возгласу. Подкатившись к клетке с большой черной птицей, он открыл дверцу и позволил ее обитателю по подставленой руке прогуляться до своего плеча. Потрепав рукой ворона, сразу же принявшегося теребить его ухо, он вернулся к компьютеру.

После того, как принтер торопливо заcтучал, глотая листы для распечатки, он закрыл текстовый редактор и на сакраментальный вопрос о том, нужно ли сохранить сотворенное, без колебаний ответил "НЕТ". После исчезновения окна редактора, он отыскал файл автосохранения и так же решительно удалил и его. Пачку листов с распечатанным рассказом - или, может, письмом? - он, не просматривая, положил себе на колени.
Вместе с распечаткой он покатился на кухню, где достал из стола оплывшую хозяйственную свечу и спички. Насадить огарок на острие подсвечника удалось сразу, а вот зажечь его, как всегда, составило проблему - руки, изуродованные болезнью еще с детства, слушались плохо и трудно было удержать горящую спичку, а еще трудней попасть огоньком в фитилек свечи. Наконец-то, с третьей попытки, привычно обжигая пальцы, он запалил свечу и так и застыл, пристально глядя на живое пламя, держа в одной руке коробок и обгорелую спичку в другой...

Сбросив оцепенение, он вздохнул, взял распечатку и, скатывая в трубочку по одному листу, стал подносить их к свече. Он сосредоточенно смотрел, как горела бумага, как по выпуклому боку свернутого листа полз валик микроскопического огненного шторма, поглощавший аккуратные строчки, которые никто никогда не прочитает. Строчки были упрямы - они проступали сквозь пепел, но он не оставлял им никакого шанса, сбрасывая пепел в раковину, отчего тот рассыпался в мельчайшую пыль. Вместе с пеплом в пыль обращались и упрямые строчки - упрямство их оказывалось бессмысленным, поскольку жизнь со своими жестокими правилами всегда берет свое.

Ворон с его плеча молча наблюдал за происходящим.
Наконец последний лист исчез, добавив к кучке пепла свою малую толику. Словно понимая суть свершившегося, ворон завершил церемонию пронзительным вскриком. Его хозяин успокоительно погладил птицу, за что получил вместо благодарности чувствительный удар острым клювом по пальцам. Рассмеявшись, он двинул свое кресло через лабиринт комнат снова на балкон...
Свежесть утра уже не могла больше скрывать надвигающегося зноя. Он поудобней расположил в кресле свое изломанное болезнью тело, закрыл глаза и подставил лицо солнцу и небу. До вечера, когда автомобиль со стремительным хищным силуэтом ворвется в тесноту двора и возвернет назад из аэродромного простора свою утреннюю добычу, было еще очень много времени...

Золото... июльского солнца... ласкает меня...
Купол неба... надо мной... бездонен... и свеж... своей синевой...
Ветерок шалит... прикасаясь к моему лицу... - как будто твои ладони ласкают меня...
Нежность твоих рук обжигает меня...